Мертвые не молчат - Марк Вернхэм Страница 7

— То, что мы здесь делаем, — произносит наконец Мыскин, — очень серьезно. Очень важно, чтобы ты это понял. — Голос у него похож на шепот и намного выше, чем я ожидал. Он очень образованный.

— Я понимаю, сэр, — говорю я. И я действительно это понимаю. Все это здание Департамента безопасности буквально провоняло серьезностью. У нас в офисе, например, совершенно потрясная мебель — итальянский дизайн, яркие краски. А во время перерыва можно сыграть в настольный теннис или даже побренчать на гитаре. И все творческие сотрудники проводят свободное время в кафе, задрав ноги на стол, откалывая шуточки и выдумывая всякие разные новые идеи для телешоу. И никакой серьезности в них не видно — такое ощущение, что они в игры играют. Но здесь, в офисе Мыскина, и не пахнет развлечениями — только серые стальные картотечные шкафы и потрепанные старые столы, буквально заваленные секретными документами. Такое ощущение, что эта комната пожирает весь свет, который сюда проникает, и жадно его глотает, чтобы никому не досталось. Несмотря на это и на то, что Мыскин не одет в шикарный костюм с модными запонками в манжетах, как у Брока, от него исходит какой-то волнующий флюид власти. И еще какие-то жуткие флюиды, наполняющие тебя страхом.

— Наша работа, Дженсен, — говорит он, — подчищать за людьми.

— Это точно! — соглашаюсь я оживленно.

— Но если у нас получается, то мы стараемся подчищать до того, как становится слишком уж грязно. В этом заключается правильное ведение, так сказать, домашнего хозяйства. Ты меня понимаешь, Дженсен?

— Да, сэр Мыскин, сэр! — отвечаю я. — Если регулярно не убираться, то потом, когда ты, наконец, решишь это сделать, будет только хуже. И еще займет намного больше времени. Гораздо лучше держать вещи в чистоте и порядке. Я так просто ненавижу беспорядок. Люблю, чтобы все, блин, было аккуратно. В общем, я обеими руками за уборку.

Кажется, на Мыскина моя маленькая речь произвела впечатление. Он наклоняется вперед, а пальцы его образуют нечто вроде арки, верхушка которой прижата к его губам. Потом он продолжает:

— В нашем обществе есть два типа людей, Дженсен. Есть чистые люди, такие как мы, и есть грязные. Если бы не было этих грязнуль, создающих беспорядок, мы бы все могли заниматься другими делами, и не существовало бы потребности в Департаменте безопасности. Но, к несчастью, вокруг всегда полно грязнуль, и они всегда будут создавать беспорядок. Они так созданы Творцом, и ничего с этим поделать нельзя. Но они сильно усложняют жизнь всем остальным, которые просто стараются заниматься своим делом. Представь, что у тебя течет в туалете. Тебе же нужно устранить эту течь, так? — говорит Мыскин и смотрит сначала на Брока, а потом уж на меня.

— Да, сэр. Совершенно верно. Как Рег, так, Мыскин? — Но потом я решил, что я, может быть, слишком уж фамильярничаю, называя его просто «Мыскин», поэтому снова добавляю «сэр».

— Но беспорядок может быть разным. Так ведь, Дженсен? — спрашивает Мыскин.

— Да, сэр, — говорю я. — Протекающий туалет загадит тебе все твои чертовы полы. А это не то, что не убираться, когда в доме просто пыльно.

— Совершенно верно, — вторит Мыскин. — Но иногда люди могут устроить беспорядок только своими мыслями. У них в голове нет ясности и чистоты помыслов. Они путаются и начинают творить нехорошие дела, и это делает их опасными. Именно здесь вступаем мы. Мы хотим постоянно следить за ситуацией, приглядывать за людьми, чтобы они не поступали неверно, чтобы они не устраивали беспорядок. Мы хотим быть уверены, что все о’кей для всех членов общества. И это для их же блага, ты же понимаешь. Нам нужно быть уверенными, что даже те люди, которые немного запутались, не представляли угрозу для общества.

— Правильно. Рег может быть такой угрозой, потому что он не ест обеды пятнадцать плюс, не любит «Квад» и «Пепсо» и тому подобное. Это все равно что не хотеть объединяться с остальными. Я это видел. Я заметил.

— Да, Дженсен. Все правильно, — говорит Мыскин, улыбаясь так, как мне улыбались в Детском отделении «Дункан-Смит», если я делал что-то по-настоящему умное, когда мне было семь лет.

— Поэтому нам нужно, чтобы ты подробнее выяснил, что собой представляет Рег, — продолжает Мыскин. — Просто собрал кое-какую информацию. Нам нужно знать, что у него на уме. Мы не думаем, что дело серьезное. Но если мы тебя к нему прикомандируем, то мы все сможем вздохнуть спокойно, зная, что он защищен и у него есть кто-то, кто за ним приглядывает, чтобы он не слишком далеко сошел с общего пути. Сможешь это сделать, Дженсен? Сможешь защитить Рега? Позаботиться о нем?

— Конечно, блин, смогу! — отвечаю я. — Положитесь на меня, Мыскин. Я все сделаю!

Я в совершеннейшем восторге, потому что такой крутой босс дает мне поручение, назначает меня на специальный проект.

— Отлично, Дженсен, — говорит Мыскин, улыбаясь еще шире. — Ты пройдешь обучение, и мы посмотрим, как у тебя дела. Если все пойдет хорошо, Дженсен, ты вскоре сможешь получить под свое наблюдение целую команду из пятнадцати или двадцати человек. И ты будешь приглядывать за ними, а мы будем за них спокойны. Ты станешь чем-то типа пастуха, который заботится о своем стаде. И можешь быть уверен — это все на благо Проекта. Ты будешь помогать ему, а он в ответ поможет тебе.

Проект! Все это связано со стратегией и ее реализацией. Движение к Единству и Успеху. Об этом написано на всех плакатах, на всех монументах. Это выбито на скульптуре премьер-министра, той самой, где он стоит голый, с напряженными мускулами: «Единство и Успех». Еще когда я был в Детском отделении «Дункан-Смит», нам рассказывали о Проекте. Думаю, это как лозунг. Что-то такое, что позволяет тебе всегда чувствовать себя хорошо. Я хочу сказать: «Единство и Успех» — кто же будет против этого?

— Запомни, — говорит Мыскин, — наша работа очень важна и очень сложна. Мы здесь, в Департаменте безопасности, заботимся об очень большом количестве людей.

Когда он произносит эти слова, я начинаю чувствовать, что до меня наконец доходит вся картина целиком. То есть как все работает. То, как все мы являемся винтиками огромного механизма и помогаем обществу двигаться вперед, поддерживая порядок, чиня протекающие нужники. Офигенно серьезная работа. Все по-взрослому и тому подобное — не бирюльки. Он продолжает говорить, но я не особенно вникаю в его слова. Я вижу, как все работает, и я вырос в этом мире, и мне оказано доверие. Я не какой-то там зеленый сосунок. Охренеть!

Но потом я просыпаюсь от своих грез наяву, потому что Мыскин начинает говорить мне, что я должен пойти учиться на Курсы защиты первой ступени. Если я с успехом их закончу, а потом хорошо выполню свое задание, то меня ждет продвижение по службе, а мой ДЖ будет сокращен на пару тысяч. Что было бы просто обалденно!

— Да, — говорю я, — это будет охренеть!

А потом Мыскин как бы невзначай выпроваживает меня из своего кабинета, указывая на дверь ручкой и говоря:

— Да, очень хорошо, Дженсен.

Я выхожу из Департамента безопасности вместе с Броком, думая о том, какой классный мужик этот Мыскин. А из-за всех этих «дрезденов» и «бориса», которые я принял после завтрака, зубы мои стиснуты очень, очень сильно, а руки напряжены, и кулаки сжаты — аж пальцы побелели. И мне все время кажется, что у меня перед глазами мелькают эти сумасшедшие цветные пятна, кружась и сверкая, как гребаные звезды. А в ушах стоит такой шум, что я ни фига не слышу, что там говорит Брок. И все из-за моего маленького личного фейерверка.