Письмо Россетти - Кристи Филипс

Алессандра Россетти, молодая куртизанка

Нико, слуга Алессандры

Бартоломео Каттона, венецианский банкир

Ла Селестия, урожденная Фаустина Эмилиана Золта, самая знаменитая куртизанка Венеции

Таддео да Понте, молодой шпион, работает на Бату Вратсу

Артуро Санчес, испанский авантюрист, сотрудник испанского посольства

Жак Пьер, французский купец

Никола Рено, французский купец

Альфонсо дела Куэва, маркиз Бедмар, посол Испании в Венеции

Бьянка, домоправительница Алессандры

Мукиб, гондольер Ла Селестии

Габриэль, любовник Ла Селестии

Дарио Контарини, венецианский сенатор

Паоло Кальери, гондольер маркизаБедмара

Ипполито Моро, ризничий церкви Санта Альвизе, он же шпион

Бату Вратса, венецианский наемный убийца и шпион

Джироламо Сильвио, венецианский сенатор

Луис Салазар, испанский шпион

Антонио Перес, виконт Утрилло-Наваррский, наемный убийца в услужении герцога Оссуны

Пьеро де Пьери, венецианский адмирал

Джованни Бембо, дож Венеции

Джованна и Лоренцо Донателло, кузина и кузен Алессандры

ПОВЕШЕННЫЙ

3 марта 1618 года

В лунном свете руки ее казались неестественно бледными. На секунду Алессандра забыла о пронизывающем ветре, который вздымал ледяные брызги с поверхности лагуны, и разглядывала свои руки, точно они принадлежали кому-то другому: побелевшие костяшки пальцев, бледно-голубые вены, слабо просвечивающие сквозь молочно-белую кожу. По мере того как они приближались к мосту Сан-Бьяджо, она волновалась все больше, но только сейчас осознала, как судорожно цепляются пальцы за борт гондолы. “Успокойся, – сказала она себе и ослабила хватку. – Ты должна сохранять хладнокровие”. И, откинувшись на подушки сиденья, она приняла расслабленную позу, хотя успокоения при этом не почувствовала, лишь ощущала, как грубая ткань костюма покалывает кожу на спине. Но решила не обращать на это внимания. “Стоит Нико увидеть, как я нервничаю, и он тут же начнет настаивать на возвращении домой”.

Но вот ее слуга ловко развернул гондолу и направил по каналу Арсенале. Позади осталась лагуна, где они плыли, держась поближе к берегу, после того как оставили свой дом в южной части города. Канал был узкий, движения почти никакого, кругом царили тишина и тьма. Лишь изредка проскальзывала мимо одинокая гондола да отблески факела танцевали на черной воде. В домах по обе стороны окна были закрыты ставнями. Такими они простоят до утра, пока не начнут возвращаться загулявшие обитатели. А теперь они или на площадях, или в маленьких тавернах, или в роскошных дворцах, что тянутся вдоль Большого канала, – ведь до конца карнавала осталось еще три дня. Праздник продолжался уже несколько недель, пирушки и попойки достигли своего апогея, как в сказке о заколдованной принцессе, которая без отдыха танцевала дни и ночи напролет. А когда настанет утро среды, зыбкое, затянутое серебристой туманной дымкой, вся Венеция надолго впадет в спячку, совсем как в сказке, точно околдованная.

Они свернули в канал Сан-Мартино, затем в узкую протоку, что тянулась к западу, к пьяццетте Леончини. Маленькие волны лениво лизали каменную кладку, испещренную густым блестящим мхом. Алессандра протянула руку, провела пальцами по мокрому камню. Такими близкими казались ей здания, таким знакомым сыроватым запахом тянуло от них, и она вдыхала этот воздух почти с благоговением. Ночные прогулки по Венеции всегда возбуждали ее, но сегодня к чувству радостного предвкушения примешивался еще и страх. Алессандра пыталась не думать о том, что ждет ее впереди, в конце путешествия, а он должен наступить скоро, уже очень скоро.

Она уже слышала в отдалении музыку. Затем донесся невнятный крик – страсти страха, или то был просто смех?… Звук эхом раскатился от каменных стен и резко стих, и теперь было слышно лишь ритмичное поскрипывание весел в уключинах да слабый плеск волн. А вскоре возникли и приметы праздника, что шел в центре города, – прямо к ним неспешно плыла гондола с красным фонарем на корме. В ней сидели двое мужчин в бархатных камзолах и масках языческих богов, а рядом с ними – две элегантные куртизанки, прически их были украшены перьями, отчего дамы напоминали экзотических птиц. В розоватых отблесках фонаря были видны рубинового цвета губы и стройные шейки, густо обвитые сверкающими ожерельями. Гондола неспешно проплыла мимо, фантастические создания, сидевшие в ней, обернулись и оглядели Алессандру со сдержанным любопытством, затем одна из женщин облизнула ярко накрашенные губы острым язычком и махнула рукой, приглашая присоединиться.

На миг Алессандра ощутила себя зрителем некоего странного представления. Затем их гондола нырнула под мост, и ее с Нико на миг поглотила тьма. А когда они выплыли по другую сторону моста, кругом уже вовсю бушевал праздник – свет, музыка, смех, яркая палитра цветов и необычных костюмов. Оживленная, разнаряженная публика валом валила по каллеКаноника к площади. Нико остановил гондолу и обменялся безмолвными взглядами с Алессандрой, прежде чем она ступила на мостки и торопливо зашагала прочь.

Площадь была ярко освещена факелами, кругом гремела музыка, царило веселье, но Алессандра чувствовала себя чужой на этом празднике, а при мысли о том, что ждало ее в темном дворе Дворца дожей, в сердце вселялся какой-то животный страх. Потому как именно здесь находилась bocca di leone, “львиная пасть”, одно из специальных окошечек, придуманных правительством Венецианской республики, для сбора жалоб и разоблачительных писем. В прорезь этой бронзовой головы попадали обвинения в кражах, убийствах, неуплате налогов – последнее, по мнению Большого совета, правящей верхушки республики, состоявшей из двух тысяч представителей знати, являлось одним из тягчайших преступлений. До недавнего времени Алессандра и представить не могла, что когда-нибудь приблизится к этому месту. За гротескной, широко разверстой bocca di leone таились все ужасы, которые скрывали в себе дворец, тюрьма дожей и сама республика. И для того чтобы привести в движение этот неумолимый механизм наказания, требовалось недюжинное мужество.

Проталкиваясь через праздничные толпы, Алессандра ни на минуту не забывала о письме, которое лежало в маленькой сумочке, притороченной к поясу. Она скрепила его личной печатью и подписью, ибо Большой совет никогда не рассматривал анонимных посланий – чтобы не допустить использование “львиной пасти” для сведения личных счетов. Скоро маркиз и его приспешники узнают, кто раскрыл их преступные планы, и тогда жизнь ее будет в опасности. Но разве могла, разве имела она право поступить по-другому? Ведь республике грозит беда. И это ее гражданский долг – опустить письмо в “львиную пасть”, запустить в действие колеса правосудия. Если она струсит, отступит, передумает или ей помешают… то риску подвергнется не только ее жизнь, но и жизни многих других людей.