Лондонские убийства - Василий Гавриленко Страница 7

Я швырнул кондуктору шиллинг вместо пяти пенсов и, не давая ему опомниться, протиснулся через турникет. Сбежав по ступенькам, я увидел Блащиковски, которые садился в только что подошедший поезд. Собрав остатки сил, я ринулся вперед и успел заскочить в двери последнего вагона, которые тут же захлопнулись.

Электрические лампы тускло освещали вагон. Ни души. Все добропорядочные лондонцы видят первые сны. Мне стало не по себе. Блащиковски молод и крепок, к тому же он, вероятно, жестокий убийца, Садовник. А мне пятьдесят четыре года и у меня есть дочь. Я не могу оставить ее одну на этом свете.

Я медленно пошел по мерно раскачивающемуся вагону. Достиг дверцы тамбура, заглянул в окно. В соседнем вагоне – никого. Прошел через тамбур.

Преодолев несколько вагонов, я увидел Садовника. Он стоял посреди пустого вагона под электрической лампой. Лампа, похоже, была неисправна, она постоянно мигала, то освещая Блащиковски, то погружая его почти в полную тьму.

Я тихо открыл дверцу тамбура. Садовник обернулся, когда я вошел в вагон. Глаза его сузились и, набычившись, он попер на меня. «Дева Мария, да ведь мне придется с ним драться!».

Первый удар Блащиковски принял мой живот, а вот второй угодил мне точнехонько в подбородок. Я покачнулся и едва не упал на спину. Вагон начал расплываться перед глазами, но каким-то чудом я сумел блокировать следующие два удара разъяренного детины, который младше меня минимум на 20 лет. «Стойка, Ватсон, не забывайте о стойке», – голос Холмса прозвучал в моей голове. Я принял боксерскую стойку, тряхнул головой, пытаясь очистить мозг, сфокусироваться. Электрическая лампа мигнула, погрузив вагон в темноту, затем снова загорелась, и я увидел физиономию Садовника перед собой, его здоровенный кулак несся мне прямо в висок. «Отклонение, затем апперкот» – голос Холмса.

Детина рухнул на пол. Тут же поезд ворвался на станцию и остановился, двери вагона распахнулись.

Я стоял над нокаутированным соперником, с трудом веря в то, что мне удалось вырубить этого здоровяка. Но медлить было нельзя. Вцепившись в руки застонавшего оппонента, я вытащил его из поезда. Двери закрылись, состав отошел от платформы.

Блащиковски быстро приходил в себя. Нельзя было допустить, чтобы он снова кинулся на меня. Сняв галстук, я крепко-накрепко связал его руки за спиной.

Блащиковски, кажется, полностью очухался.

– А ну-ка, поднимайтесь, милейший, – потребовал я. – Вы достаточно тяжелы, чтобы я поднимал вас сам.

Он разразился потоком площадной ругани, но встал на ноги.

– Вперед, – я кивнул на выход из метро.

Так, под конвоем, по темным лондонским кварталам, я довел поверженного мною противника до Скотленд-Ярда. Всю дорогу Блащиковски угрюмо молчал.

Несмотря на поздний час, Лестрейд находился в управлении и даже не спал в своем кабинете, где с незапамятных времен стоял кожаный диван.

– Ватсон! – удивленно воскликнул он, отвлекаясь от бумаг. – Как прикажете понимать ваш поздний визит в компании связанного мужчины?

Я устало опустился на диван. Блащиковски остался стоять посреди кабинета, опустив голову.

– Кто это?

– Возможно, это убийца Беатрис Пройслер, похититель Ирэн Вулф.

– Что?! – встрепенулся задержанный. – Что вы такое говорите, сэр? Вы с ума сошли?! Я никого не убивал!

– Вы постоянный посетитель отдела французской поэзии Лондонской библиотеки? – спросил я.

Он зарделся как девушка, ответил с вызовом в голосе:

– Да, я люблю поэзию, но причем здесь это?!

– Девушка 16 лет, посещавшая отдел французской поэзии, жестоко убита. Другая девушка похищена. У нас есть основания полагать, что эти преступления совершил один из постоянных посетителей библиотеки.

– Повторяю вам, сэр, я никого не убивал, – выкрикнул Блащиковски.

– Тогда почему вы удирали от меня?

Рыжий здоровяк склонил голову.

– Говорите же, – поторопил Лестрейд. – Речь идет о вашей жизни, так как убийца Беатрис гарантировано будет болтаться на виселице.

Блащиковски вздохнул.

– Сэр, я не могу назвать себя ангелом, но я не убийца. Я – потомок польских эмигрантов, мой отец был портовым рабочим и с детства моя семья отчаянно нуждалась в деньгах. В юности я связался с компанией Молчаливого Боба, вы же знаете этого человека, не так ли?

– Вор, ростовщик и вымогатель, – сообщил мне Лестрейд. – Ныне гниет в тюрьме в Суссексе.

– Да, сэр, – вздохнул Блащиковски. – К несчастью, я остался должен Бобу приличную сумму, и время от времени мне об этом напоминают его сообщники, оставшиеся на свободе. Я принял этого господина, – поляк кивнул на меня. – за члена банды Молчаливого Боба. Я убегал, спасая свою жизнь, сэр.

Мы с Лестрейдом некоторое время молчали. Наконец, я поднялся с дивана и сказал:

– Что же, эта информация нуждается в проверке. А вы, Блащиковски, пока побудете здесь. Думаю, можно отправить его в одну камеру с Барлоу, как считаете, Лестрейд?

Инспектор кивнул и, нажав на кнопку электрического звонка, вызвал констебля.