Bye-bye, baby!.. - Виктория Платова Страница 7

– Хреново, – согласилась я.

– Болеешь?

– Смертельно.

– Что, правда?

– Правда. Я смертельно больна, Витюша.

Жегалыч дернул себя за нос и поскреб подбородок. Он поверилмне, сразу и безоговорочно.

– Беда, – только и смог выговорить он. – А уменя двойня родилась. Пацаны.

– Поздравляю, – сказала я без всякого выражения.

– Вот черт… Или дети для тебя больная тема?

– Для меня больше нет тем – ни больных, ни запретных.Ты… Ты все достал?

– Сделал, как просила.

Жегалыч никогда не задавал лишних вопросов, он вообще незадавал вопросов, за это я и любила его.

– Значится так. Номер для тебя заказан. И держи ключиот машины, она в твоем распоряжении. – Жегалыч пнул ногой по колесуустрашающего вида джипа. Не слишком нового, но добротного. – Присядем?..

Мы забрались в салон и несколько минут сидели молча.

– А остальное, Витюша?

– В бардачке.

– Господи ты боже мой… Как же тебе все удается?

– Что?

– Сплошная нелегальщина. Сплошной криминал.

– Ну дык… – Жегалыч усмехнулся и подмигнул мне левымглазом. – Это же Кавказ. И связи старого разведчика.

– Ты же в отставке!

– Бывших разведчиков не бывает, – выдал Жегалычочаровательную банальность. – Слушай… А может, наплюешь на эту гребануютурбазу? Поедем ко мне… Я тебя с женой познакомлю, с пацанами моими… Водкитреснем, поговорим по душам…Ты мне про Питер расскажешь, закрылись там рюмочныеили нет. Русскому человеку на Кавказе смерть, русскому человеку всегда русскогочеловека не хватает.

– Русскому человеку не хватает мозгов, – несогласилась я с Жегалычем. – И адекватного восприятия действительности. ОтБориса ничего не слышно?

Борисом звали моего бывшего мужа. Я не вспоминала о немтысячу лет, а теперь вот вспомнила.

– Последний раз видели в Париже, под мостом Аустерлиц,в обществе клошаров. Исполнял по просьбе японских туристов «В парке Чаирраспускаются розы». А капелла.

– Да ладно тебе! – Жегалыч все-таки заставил меняулыбнуться. – Я серьезно.

– А если серьезно… Зачем тебе Бориска? У тебя молодойлюбовник…

– У меня больше нет любовника. Ни молодого, ни старого.Никакого.

– Эх… – Жегалыч наклонился и приобнял меня. –Люблю я русских женщин…

– Как будто нерусские по-другому устроены.

– А вот и представь себе, что по-другому… У меня ведьбыло много женщин, самых разных…

Сейчас Жегалыч начнет паять мне, как его ублажали дамочки изплемени тутси, японские гейши, сальвадорские партизанки и как завкафедройславистики Калифорнийского университета делала ему минет.

– Что, и вьетнамки были?

– А то… – Жегалыч раздул ноздри. – Как не быть?Были. Массаж ступней они делают потрясающе.

– Верю на слово.

– А Бориска где-то в Латинской Америке. Ты же знаешь,он всегда был авантюристом.

– Склонным к бродяжничеству авантюристом, заметь.

– Точно. Это ведь только я у печки сидеть люблю…Слушай… У меня есть его электронный адрес. Хочешь дам?

– Нет. Не нужно.

– А анекдот хочешь? Свежатинка. Смешной до жути. Чукчаво время ловли нерпы отморозил себе жопу…

– Анекдот тоже не хочу. Тем более что я его знаю…

…Я остановила машину у первого же поворота. И открылабардачок. Умница Жегалыч не подвел меня: в бардачке лежал плотный непрозрачныйпакет, перетянутый шелковым шнуром: крест-накрест. Шнур был завязан на бантик,и этот бантик вызвал у меня умиление. Если внутри окажется еще и открытка«Желаю счастья» (белые хризантемы на красном фоне), я нисколько не удивлюсь.

Кажется, я рассмеялась. А потом вытащила из рюкзака диск«Night Light Jazz» и сунула его в магнитолу.

Вот так. Хорошо.

«My funny Valentine» Бена Вебстера. Пусть будет «My funnyValentine», не век же слушать «You don't know how much you can suffer». А «Мойзабавный Валентин» подойдет. Он будет в жилу. Будет в струю.

Мой собственный забавный Валентин парился сейчас вАмстердаме, в обществе фриков и порноактрис, слушал деликатный европейскийсаксофон и сентенции говоруна Эрика на тему «йоб твойу мат». И он даже не знал,как сильно я люблю его. Как невыносимо, как болезненно, до содранных ногтейлюблю. Последний раз я видела эти горы, этот снег его глазами, в этих ущельяхеще можно было услышать эхо его поцелуев. Если прислушаться.

Но прислушиваться я не стала, я дернула за конец шнура.

В пакете лежал промасленный сверток, а в свертке – пистолет.Тускло блестевший «Макаров», восемь патронов в обойме, звездочка на рукояти.Стоило мне только взять пистолет в руки, как боль, все последние недели неотпускавшая меня ни на минуту, притихла, струсила, сжалась до размеровгорошины. И сконцентрировалась в правом виске.

Искушение было так велико, что я на секунду прикрыла глаза.Почему бы И нет? Почему бы не покончить все разом? Прямо сейчас. Поднести дулок виску и выпустить пулю прямо в очаг боли. Трасса здесь довольно оживленная,так что найдут меня быстро. Тело отправят в Питер первым же грузовым рейсом,мальчики из журнала и девочки из агентства встретят его, а затем и проводят: впоследний путь. Впрочем, на многочисленность похоронного десанта я нерассчитывала, да и плевать мне было на всех. Кроме одного человека. И я вовсене была уверена, что он не предпочтет поездку сюда стылому участию в моихпохоронах. А если и останется, чтобы отдать мне последний долг, рядом с ним будетего девка. Шлюха, липучка, дешевка, дрянь.

Его бэби.

Нет, мой забавный Валентин. Такого счастья ты от меня недождешься.

…За последние несколько лет курорт NN сильно изменился. Ядобралась до него уже в сумерках, так что подлинный масштаб изменений мнепредстояло оценить лишь наутро. Но кое-что было заметно и сейчас: новаяпарковка, забитая самыми разными машинами: от джипов до малолитражек; два новыхкрыла, пристроенных к старому корпусу, небольшой ресторанчик на месте бывшегопункта выдачи горнолыжного инвентаря. Ресторанчик назывался «X-files». И судяпо всему, был главным центром вечернего досуга.

Зарегистрировавшись и получив ключи, я отправилась в номер.

По странному, почти мистическому стечению обстоятельств, этооказался тот самый номер, который мы снимали с Владом три года назад.

Я посчитала это знаком. Пока еще была в состоянии хотьчто-то считать, хоть о чем-то думать, хоть что-то чувствовать. Воспоминаниянавалились на меня, едва я переступила порог, сбили с ног, лишили сил. Тот жесилуэт сосны в окне, та же линия горных вершин. Безумная мысль заставила менявздрогнуть: сейчас откроется дверь ванной, и в комнату войдет Влад, вытираяполотенцем мокрые волосы. Голый (он любил ходить по номеру голым), прекрасный,как античная статуя, до краев наполненный юностью и желанием.