Дай умереть другим - Сергей Донской Страница 68

Сосо вдавил подошву в щеку пленника и развернул его к себе лицом:

– Ты кто, падаль?

– Писк.

– Тебя мышка родила, да? Или, может быть, все-таки женщина?

– Женщина.

– Зачем же тогда пищишь, как мышка?

Что тут ответишь? Писку оставалось лишь лежать на сыром песочке и покорно ждать, что с ним сотворят дальше. Уже оставили без штанов, уже превратили губы в кашу, зубы – в дробь, уже лишили последних остатков мужества. Все произошло с ним так быстро, так неотвратимо.

А рядом расстилалась водная гладь, где летом всегда шумно, многолюдно. Ходишь по пляжу, подсолнухи поплевывая, и выбираешь телок пофигуристее: «Ты, ты и ты»… – «А можно и я тоже?»… – «Ладно, и ты. Пошли вы все на хрен, га-га-га».

Солнце шпарит, как оглашенное, молодые девахи лифоны поснимали, мужики опасливо воротят морды в сторону. Весело, вольготно. Теперь осень, теперь все по-другому. Ветви деревьев над головой голые, ветер гонит по пляжу обрывки газет, листья, мусор. А вокруг кавказцы, по-вороньи гыркают, зябко ежатся, стволы из руки в руку перекладывают. Кончилось лето. Все кончилось.

– Где Каток? – спросил Сосо, усиливая нажим подошвы. – Скажешь – отпустим.

Писк знал, что грузин врет, и тот понимал, что Писк знает, а все равно почему-то верилось в хорошее. Прямо до слез.

– Не знаю я, – жалобно сказал Писк. – Свалил Каток. Забрал заложниц и свалил.

Кожаный ремешок мешал клятвенно сложить руки на груди, а так хотелось! Только бы поверили, только бы отпустили! Ведь бывают же на свете чудеса, а? Однажды катковцы двух близняшек подушками придушили и пиками потыкали, а одна из них, как потом узнали, все-таки выжила, хоть и рехнулась совсем.

Значит, все-таки есть бог, значит, есть надежда на спасение! Помоги же Писку, рабу своему грешному, господи!.. Спаси и помилуй!

Нет, ничего не слышит боженька, ничего не видит. Неинтересно наблюдать ему, как бандиты друг с дружкой счеты сводят.

Сосо забросил в рот жвачку, лениво подвигал челюстями.

– Говоришь, Светланы Кораблевой знать не знаешь и в глаза никогда не видел?

– Фамилия той бабы, которую мы у себя держали, Громова, – заговорил Писк, стараясь быть максимально убедительным.

Но засохшая кровавая короста залепила ему ноздри, и теперь он отчаянно гундосил, что раздражало Сосо все сильнее и сильнее.

– Все это я уже слышал, – сказал он, ударяя пленника каблуком в подбородок. – И про героического деда Громовой слышал, который вам полтора лимона отвалить пообещал. Скажи мне лучше, как с ним связаться? Телефонный номер назови.

– С ним только Леха Каток напрямую общался! – прокричал издали Колян по кличке Ильич. Тоже без штанов и фактически без лица, но жаждущий выжить ничуть не меньше, чем Писк.

– Его кто-нибудь о чем-нибудь спрашивал? – вспылил Сосо. – Нет? Так пусть заглохнет. Чтобы я его больше не слышал, пидора картавого!.. Гоги!

Распластанный на песке Писк увидел, как от кучки соплеменников отделился кряжистый грузин с небритой физиономией, сел за руль белоснежного джипа и завел двигатель. Автомобиль медленно развернулся, нацеливая выхлопную трубу на Ильича. Он закричал на одной протяжной ноте, перевернулся на живот и вдруг пополз, неистово извиваясь всем телом.

Далеко удрать со связанными руками и ногами Ильичу не удалось – тугой задний скат джипа легко настиг его и наехал на спину. Даже зажмурившись, Писк по-прежнему видел все то сизое, лоснящееся, что вывалилось из раздавленного тела на песок. Ильич уже не вопил, а лишь хрипел и булькал, но его голос еще звенел у Писка в ушах. Даже после того, как, рыкнув несколько раз, джип замер поодаль.

Сосо с сожалением поцокал языком:

– Ай, слишком легкая смерть, слишком быстрая. Ты так просто не отделаешься, жирный.

Писк заплакал. Он не понимал, чего от него добиваются. Почему грузины считают, что этот проклятый Громов работал на их команду? О какой кровной мести они твердили, когда избивали пленников, привезенных на берег? Что за Светлана такая, которую они ищут по всему городу?

Ну вот, все началось сначала. Тысяча и один вопрос. Ни одного ответа. Тупик.

Сосо сплюнул, выпрямился. Брезгливо осведомился, избегая смотреть на рассопливившегося пленника:

– Ну что, отсосешь у всех по очереди или казнить тебя сразу?

Оказалось, что Писк был готов задержаться на этом свете любой ценой. Неважно, как пройдут последние минуты жизни, лишь бы этих минут было побольше…

А хоронили его потом в закрытом гробу. Так было лучше для всех.