Список приговоренных - Алексей Макеев Страница 6

– …Пацаны говорили, что бабла у него – как мусора! – жестикулируя руками, повествовал Макс. – Но скряга он был – как Плюшкин какой-нибудь.

– Ну, вот… А говорят, что молодежь Гоголя не читает, – одобрительно усмехнулся Гуров. – И в чем же это выражалось? Он что, был очень жадный, мелочный такой?

Рассмеявшись в ответ, в разговор вступила девушка, назвавшаяся Таней.

– А то! Жлобяра этот Зубильский был еще тот… Он никогда в жизни не складывался на какие-то общие затраты на дом. Я сама из семнадцатого, и мой отец не раз говорил о нем: из-за копейки удавится. Когда в прошлом году надо было сложиться на видеонаблюдение за двором, он, как мог, выкручивался, только бы не дать ни гроша. Так ничего и не дал!

– А я помню, когда во дворе заасфальтировали дорожки, кто-то в горячий асфальт, то ли случайно, то ли нарочно, втоптал новенький рубль. И вот на следующий день из дому выходит Мозоль… Ну, его за глаза все так звали. Увидел рубль и начал ключами от квартиры колупать асфальт, чтобы вытащить монету. Не получилось. Так он не поленился вернуться домой, взять там то ли стамеску, то ли отвертку и уже ею выковырял тот рублик.

– Впечатляет! – покачал головой Гуров.

– Но это еще что-о-о! – многозначительно протянул Макс. – Мы с пацанами решили приколоться. К пятирублевке точечной сваркой прихватили длинный гвоздь. На совесть приварили, намертво! Потом, когда его не было дома, разогрели асфальт газовой горелкой и поглубже забили в него монету. Вот уж Мозоль попыхтел! Часа два возился, пока не вытащил. А как увидел гвоздь – сразу все понял. Запсиховал, заматерился! Потом месяц волком на всех глядел и бегал писать жалобы.

– А мама рассказывала, что этот Зубильский даже родной сестре отказался помочь, когда ей потребовались деньги на неотложную операцию, – с осуждением в голосе вновь заговорила Таня. – Она раза два к нему приходила, просила помочь, а он ее даже слушать не стал. Потом говорили, что она умерла.

– Но, может быть, у него самого с деньгами напряг? Может, он только считается богатым, а на самом деле их у него нет? – предположил Лев с сомнением в голосе.

Издав саркастичное междометие, Макс кивнул головой в сторону семнадцатого дома и с некоторым запалом произнес:

– У него в квартире антиквариата – на три магазина хватит! Мне об этом Женька Шарихин рассказывал. Мозоль в прошлом году купил какую-то бронзовую статую. Вроде бы Будды. А она тяжеленная… Попробовал нанять таксиста, чтобы тот поднял покупку на третий этаж, но тот сразу запросил «штуку». А тут рядом оказались Женька с Лехой Суханиным. Оба лбы здоровенные – на штангу ходят. Сторговались за «пятихатку». Короче, как потом говорил Женька, чего у него там только нет! Эрмитаж отдыхает…

Поблагодарив своих собеседников за интересную информацию, Гуров направился к семнадцатому дому. Войдя в вестибюль, он увидел восседающего за столом консьержа – уроженца бывшей советской Средней Азии. При появлении рослого незнакомца тот выжидающе приподнялся, подавшись в его сторону, но удостоверение сотрудника главка угрозыска мгновенно сняло все вопросы и недоумения. Сообщив, что «сороковой квартира» находится на «третья этажа», консьерж вновь опустился на стул.

Лев почти бесшумно взбежал по лестнице на третий этаж и проследовал по широкому коридору к приоткрытой бронированной двери с цифрой сорок. Войдя в просторную прихожую, он чуть не нос к носу столкнулся с подвижным долговязым старшим лейтенантом, который придирчиво обследовал стены, судя по всему, выискивая отпечатки пальцев.

– Полковник Гуров, главк угрозыска, – лаконично представился Лев.

– Эксперт-криминалист Горшенин, – тоже отрекомендовался старлей.

– Вы давно уже здесь? Что-то интересное найти удалось?

– Да, без малого часа два уже будет, как мы тут копаемся… – чуть пожал плечами криминалист. – Знаете, ощущение такое, что чего-то характерного для криминального события тут нет и в помине. Нет следов борьбы, признаков взлома, попойки, да и вообще, посторонних людей. Скорее всего, дедушка «крякнул» чисто по причине возраста, без какого бы то ни было постороннего вмешательства…

Войдя в гостиную, где на диване, раскинув руки, недвижимо лежал мужчина лет семидесяти, с коротким ежиком седых волос и восково-желтым лицом, Лев огляделся. Судмедэксперты – и местный, и главковский Дроздов, который неведомо как успел примчаться сюда раньше их со Станиславом, вполголоса переговариваясь о чем-то своем, профессиональном, укладывали в сумки и кофры инструменты и флаконы с какими-то диагностикумами. Двое пожилых мужчин – явно понятые, о чем-то шушукаясь, сидели в углу комнаты. Еще один эксперт-криминалист обследовал подоконник. Старший опергруппы с майорскими погонами что-то вполголоса докладывал по телефону. Стаса видно не было. Как мог догадаться Гуров, он вел осмотр соседних комнат. Еще раз окинув взглядом гостиную, Лев пришел к выводу, что усопший владел пятикомнатной квартирой «министерской» планировки, действительно напоминающей антикварный магазин, и еще раз убедился в справедливости утверждений Макса, что эта жилплощадь, начиная с прихожей, переполнена всевозможными раритетами. Вдоль стен гостиной стояли шкафы (разумеется, старинные, антикварные!), заполненные разными диковинами, предметами быта и просто безделушками, представляющими собой немалую ценность. Редкие образцы посуды чередовались с замысловатыми пепельницами, раритетные скрипки соседствовали с необычными видами холодного оружия, украшенного золотом и полудрагоценными камнями, а также дуэльными пистолетами с золотой насечкой… Все это покоилось за стеклом шкафов и в специальных пластмассовых боксах, крикливо извещая о своей уникальности и весьма высокой цене.

Тем же самым складом антиквариата выглядели и смежные с гостиной комнаты – две спальни, детская и кабинет. Даже просторная кухня-столовая, куда вела дверь из прихожей, изобиловала всевозможными редкими и ценными предметами. Невольно возникало ощущение, что обитатель этой квартиры только тем и занимался, что узлами, мешками, чувалами, баулами денно и нощно таскал сюда покупки из антикварных магазинов.

Заглянув в одну из спален, Лев увидел Стаса, который, стоя перед достаточно крупным – почти полуметровой высоты – бронзовым изваянием Будды, изображенного в позе «лотоса», рассматривал творение восточных мастеров. Скульптура покоилась на специальном постаменте в виде этажерки, искусно сработанном из дорогого красного дерева, с множеством полочек, которые тоже были уставлены всевозможными фигурками и изваяниями – из мрамора, яшмы, нефрита, бронзы и слоновой кости. Верхнюю занимали индуистские боги, наподобие Вишну и Шивы, с которыми соседствовала многорукая Кали, выточенная из черного камня. Ниже в ряд стояли нефритовые слоны и слоноликий Ганеши, выточенный из сердолика, обезьяний царь Хануман, птица бога Вишну Варуна, с восседающим на ней богом-хранителем, сработанные из халцедона, миниатюрные копии индуистских и буддийских храмов из слоновой кости… На особом месте красовалась каменная копия Тадж-Махала из куска мерцающего мрамора.

И все же самым примечательным в этой комнате был именно Будда. Загадочный восточный человек-бог отстраненно взирал металлическими глазами на все, что простиралось перед его ликом. Его металлические губы были сложены в традиционно-невозмутимую восточную улыбку. Но так было только на первый взгляд. Встав рядом со Стасом, который, судя по всему, последние несколько минут рассматривал именно этот экспонат, Гуров неожиданно для себя обнаружил, что, вопреки древним канонам, улыбка этого Будды выглядела не бесстрастно-отстраненной, а ироничной. Мастер, создавший изваяние, какими-то неуловимыми штрихами сумел придать ей именно такой характер.