Лондон бульвар - Кен Бруен Страница 6

И пошел туда. Мимо составленных штабелями ящиков из-под пива, мимо пустых кегов, во двор. Панк стоял, прислонившись к стене, на щеке глубокая рана от уха до подбородка. А Бри ему в рожу «глок» сует. Я сказал:

— Бри… Бри, это я, Митч.

Она не двигается, говорит:

— Он хотел засунуть свою штуку мне в рот.

Я подошел ближе, сказал:

— Пистолет этот ты вроде мне подарила.

— Да.

— Ну вот, давай я его заберу, а?

Она тяжело взглянула на панка, потом кивнула:

— О'кей.

И отдала мне «глок». А панк был уже почти в отключке. Ноги подкосились, сполз по стене, из раны кровь течет. Я наклонился, обшмонал карманы. Бри спросила:

— Ты что, его грабишь?

Не то чтобы ее это волновало, просто любопытно. Я ответил:

— Ищу его заначку. Этот придурок на коксе сидит. Слышала, как он носом шмыгал?

— Ты что, хочешь нюхнуть?

Я нашел пакет, вскрыл. Высыпал кокс на рану, кровь остановилась.

Бри спрашивает:

— Что ты делаешь?

— Это анестетик.

— А ты откуда знаешь?

— Сидел с наркоманом.

Я встал, взял ее за руку и сказал:

— Пошли.

Когда вывел на улицу, она предложила:

— Хочешь, пойдем поклубимся?

Я подозвал такси, посадил ее, говорю:

— Я тебе завтра позвоню.

— Митч, ты не очень расстроился, что Фрэнк не пришел?

— Нет, не думай об этом.

Я шел к метро, у меня был героин, пушка и полкулька кокса. Господи Иисусе, чего еще желать от одного вечера в старом добром Лондоне?

Я опять в своей квартире, скинул ботинки, открыл пиво и рухнул на диван. Потом сел, насыпал дорожку из кокса и быстро нюхнул. И минуты не прошло, а я уже задвинулся.

Черт, чистейший.

Бри я сказал правду — я действительно сидел с наркоманом.

Он мне все рассказал про герыч, про улеты. Как взлететь с Земли до звезд.

И я решил разок попробовать, когда окажусь на свободе.

Каждую ночь сосед воскрешал в памяти свой первый улет. Как будто ты всю жизнь прожил в темноте, и вдруг бац — ослепительный свет. Ты громко смеешься. Нервы как бархат, кожа светится. И энергия бьет ключом, будто ты на батарейках.

Про ломку он тоже мне все рассказал. Я прикинул, что смогу с этим справиться.

Но только не сегодня вечером. Это будет неправильно. Я пошел в спальню и положил все хозяйство под свитера. «Глок» сунул под матрас. Под коксом, кайфую, мотаюсь как заведенный. Подошел к книжной полке, достал Джеймса Сэллиса.

Поэзия

Утрата

Наркотики

Идеально.

Как-то, когда первая половина моего срока прошла, меня зашел проведать капеллан. Я валялся на койке, читал. Мой сокамерник был на собрании Анонимных алкоголиков. Священник был хорошо воспитан, он спросил:

— Можно войти?

— Конечно.

Куда угодно. Он сел на койку напротив, посмотрел на мои книги. Там были:

философия

серьезная проза

триллеры

поэзия.

Говорит:

— Ваше чтение эклектично.

Мне послышалось «электрично», я ему сказал:

— Что угодно, лишь бы заряжало.

Он набожно, без теплоты, улыбнулся, сказал:

— Нет, эклектично означает, что ваше чтение хаотично, не систематизировано.

Мне это понравилось, я говорю:

— Мне так нравится.

Капеллан взял томик поэзии, говорит:

— Рильке. Сейчас это весьма необычно.

Я поднапрягся, припомнил строчку:

— Все ужасное — это нечто, нуждающееся в нашей любви.

Сработало. Его как молнией поразило. А я свое гну, спрашиваю:

— Вот мы, осужденные, как вы думаете, нуждаемся ли мы в любви?

Он стал совсем благостным, говорит:

— Большинство из тех, кто находится в этих стенах, вовсе не чудовища, они просто…

Но не смог найти подходящего слова. Я ему:

— Вот и видно, что вы с нами не хавали. Вчера парнишка получил ножом в лицо за свой крем-карамель.

— Как прискорбно.

— Это один из способов всё поставить на свои места.

Я сел, скрутил косяк, предложил капеллану.

— О нет, но все равно спасибо.

Он меня почти заинтересовал, я его спрашиваю:

— Вы за рулем?

— Прошу прощения?

— Машину водите? Хочу поговорить о двигателях.

— О нет, я езжу на велосипеде.

Ну разумеется.

Он сложил руки на коленях, изобразил лицом сочувствие, спрашивает:

— Вас что-то тревожит?

Я заржал, указал на мир за пределами тюремных стен:

— Угадайте с трех раз.

— Как я вас понимаю.

— Придержите свои эмоции, падре. Ваши разговоры могут привести к бунту.

Он поднялся — священный долг выполнен. Сказал:

— Вы очень интересный человек Можно, я еще навещу вас?

Я улегся на койку, говорю:

— Мои двери всегда для вас открыты.

Понятно, что больше я его не видел.