Убить королеву - Вирджиния Бекер Страница 58

Все происходит слишком быстро.

Свечи гаснут, мы погружаемся в темноту. Музыканты замолкают, флейты, барабаны и трубы затихают, певцы, один за другим, тоже. Наступает тишина. Это сделано нарочно? Это часть представления? Это действительно сделано нарочно, но это не часть представления. Не того, которое придумали я или Кит. Она говорила мне, что свечи погаснут в конце пятого акта, через сорок восемь минут.

Потом начинаются разговоры. Актеры не понимают, оставаться ли им на месте, публика — тем более. Я чувствую движение перед собой и за собой, но не вижу, кто это. Я не вижу Кит. Я ничего не вижу.

Сердце стучит, как бубен, только не в такт.

Проходят секунды. Разговоры становятся громче.

— Орсино, — слышу я высокий придушенный голос Шекспира.

Страх драматург скрывает плохо.

— Я не знаю, — говорю я.

Никакого вопроса Шекспир не задал, но больше сказать мне нечего. Я наклоняюсь и медленно, осторожно вынимаю кинжал из сапога. Любое резкое движение повлечет за собой другое движение. Если я ничего не вижу, то должен хотя бы чувствовать, что происходит.

— По местам! — приказывает Шекспир, и шарканье вокруг прекращается. Он пытается восстановить порядок и спасти свое представление. — В чем дело? Рабочие ленятся или потеряли все огнива? Музыканты, вы там заснули?!

— Не надо, — говорю я, но уже слишком поздно.

Снова вступают трубы, унося с собой всякую надежду на то, что я услышу чьи-то шаги и пойму, откуда доносится их звук.

Кто-то — я не вижу, кто — зажигает свечу. Она мерцает, отбрасывая на лица длинные тени. На лицах написаны страх, недоумение или радость — у Бёрбеджа и Тули, которые полагают, что это все весело. Я вглядываюсь в темноту. Меня окружают персонажи, и потому даже в свете свечей непросто отличить актера от дублера, а в темноте и вовсе невозможно. Я не понимаю, что происходит, но точно знаю, что это не часть плана, о котором рассказывала Кит. Что-то изменилось. А перемены всегда возвещают опасность.

Я перехожу от одного персонажа к другому, разыскивая Катерину. Шекспир поставил ее впереди всех, и я медленным шагом движусь к началу актерского строя. Проскальзываю мимо Мальвольо, миную Оливию, едва не задеваю шута Фесте. Наконец я вижу Кит у ширмы. Высокая, худая, в рыжем парике, она моргает, ничего не видя. Меня захлестывают вина и отчаяние. Если я доберусь до нее, можно будет воспользоваться темнотой и вытащить нас отсюда. В отсутствие другого плана эта мысль кажется единственно разумной.

Я думаю так, пока не вижу, как Кит прижимает руку к дублету. Туда, где, по ее словам, прикреплен нож.

Свеча догорает, и я успеваю увидеть, как она медленно достает нож из ножен, глядя в сторону королевы — отблескивающего золотом силуэта во тьме. Мгновение я не верю своим глазам. Неужели она собирается это сделать, исполнить свой безумный план, хотя я предложил ей выход? Она успела решить, что убийство королевы стоит того, чтобы ее саму схватили и приговорили к смерти.

Зная, что к смерти приговорят и меня.

Я бросаюсь к ней. Расталкиваю актеров. Я не могу кричать, потому что тогда настанет ад кромешный, и это даст Кит довольно времени, чтобы исполнить задуманное. Я отталкиваю Марию, которая хватается за меня, сэра Тоби и Себастьяна, который пихает меня в ответ. Наконец я добираюсь до Кит, хватаю ее за руку и разворачиваю к себе. И вижу незнакомое лицо. Глаза не серые, а карие, брови не светлые, а черные, тело не стройное, а коренастое. И никого узнавания в этих глазах, одна только ненависть.

Парень держит в руках нож. Его руки не изящные, на них нет синяков и царапин после Винтри, они покрыты грязью и мозолями. Пока я осознаю, что это вовсе не Кит, парень вырывает у меня руку и исчезает в темноте. Он направляется туда, где сидит королева.