Я - не серийный убийца - Дэн Уэллс Страница 57

— На свидание?

— Тебе пятнадцать лет, — настаивала она. — Почти шестнадцать. Это совершенно нормально. Вшей ведь у нее нет.

Да, но, может быть, они есть у меня.

— Ты не забыла про мою социопатию? — спросил я.

Мама посмотрела на меня и нахмурилась.

— Я ведь не умею сочувствовать — как же я могу завязывать с кем-то отношения?

В этом заключался колоссальный парадокс моей системы правил: если я заставляю себя не думать о людях, о которых склонен думать больше всего, то должен избегать плохих отношений с ними, но в той же мере — и хороших.

— Разве я говорила о каких-то отношениях? — спросила мама. — Если хочешь — можешь ждать до тридцати, а там уже заводить отношения. Что касается меня, то мне только проще будет. Но я хочу сказать, что ты юноша и ты должен как-то развлекаться.

Я посмотрел на стену.

— Я не умею общаться с людьми, ма, — сказал я. — Уж кто-кто, а ты-то должна это знать.

Мама помолчала, и я попытался представить, что она делает — хмурится, вздыхает, закрывает глаза, вспоминает тот вечер, когда я угрожал ей ножом?

— Ты прежде был лучше, — заметила она наконец. — Год выдался тяжелый, и ты перестал быть самим собой.

Откровенно говоря, в последние несколько месяцев я был собой больше, чем когда-либо, но говорить ей об этом не собирался.

— Вот что ты должен запомнить, Джон, — начала мама. — Все приходит с опытом. Ты говоришь, что не умеешь общаться с людьми. Так вот, единственный способ научиться — это начать пробовать. Общайся. Взаимодействуй. У тебя не появится навыков общения, если ты будешь сидеть здесь со мной.

Я подумал о Брук и о мыслях про нее, которые почти полностью занимали мой ум, — часть из них хорошие, часть — очень опасные. Я не хотел ее выдавать, но и себе по отношению к ней я не доверял. Безопаснее было оставить все как есть.

Но в словах мамы была своя логика. Я бросил на нее беглый взгляд — усталое лицо, поношенная одежда — и подумал, что она очень похожа на Лорен. И на меня. Она понимает, что со мной происходит, не потому, что знает, а потому, что обладает чистой, незамутненной способностью к сочувствию. Она была моей мамой и знала меня. Но я ее почти не знал.

— Может, поговорим о чем-нибудь другом, — сказал я, отламывая кусок пиццы. — Понимаешь, я должен узнать тебя, а потом уже отталкиваться от этого.

Я снова посмотрел на нее, ожидая каких-нибудь уничижительных комментариев: мол, общение с другими людьми тоже поможет мне «оттолкнуться» от нее, но нет — меня ждал сюрприз. Глаза ее были широко раскрыты, губы сжаты, в уголке глаза появилось что-то. А потом я увидел, как это что-то превратилось в слезу.

Она была веселым человеком. Я хорошо изучил ее настроения и мог это утверждать. Такого рода слезы я еще никогда не видел. Потрясение? Боль? Радость?

— Это несправедливо, — сказал я, показывая на слезу. — Демонстрировать мне эмоции — это надувательство.

Мама подавила смешок и сжала меня в объятиях. Я ответил ей тем же, делая это неумело и чувствуя, с одной стороны, неловкость, а с другой — удовлетворение. Монстр посмотрел на ее шею, тонкую и беззащитную, и представил себе, каково это было бы — смять ее. Я рассердился на себя и освободился из объятий.

— Спасибо за пиццу, — поблагодарил я. — Вкусно.

Других добрых слов у меня не нашлось.

— Почему ты это говоришь? — спросила она.

— Без всяких причин.

Недели переходили в месяцы, расследование продолжалось, но в итоге они поняли, что убийства прекратились окончательно, и округ Клейтон понемногу вернулся к жизни, похожей на нормальную.

Но разговоры тем не менее продолжались, а версии со временем становились все фантастичнее: может быть, это был бродяга или маньяк-убийца? А может быть, профессиональный киллер, изымавший органы для черного рынка, или сатанисты, использовавшие своих жертв для дьявольских ритуалов? Люди хотели объяснения такого же значительного и эффектного, как и сами убийства. Но истина была еще более кошмарной: настоящий ужас вызывают не гигантские монстры, а маленькие, безобидные с виду люди. Вроде мистера Кроули.

Вроде меня.

Ведь вы нас даже не замечаете.