Вечный сон Снегурочки - Марина Серова Страница 5

Ленин супруг задержался на целых полчаса – когда в дверь позвонили, за окном стояла глухая темнота, даже снег, и тот казался черным. Я сидела в коридоре и от нечего делать листала какой-то молодежный журнал, судя по всему, собственность Сабрины или Елены. Наверно, несмотря на одержимость серьезной учебой, дочь миллионера иногда позволяет себе расслабиться за подобным чтивом. Домработница ко мне больше не подходила, я ее увидела только когда она направилась открывать дверь главе семейства. В доме стояла гнетущая тишина.

Борис Васильевич оказался крупным импозантным мужчиной лет 45–50. Он был облачен в строгий темно-синий костюм, в тон которому был подобран галстук и даже оправа дорогих, стильных очков. В одежде не было ничего кричащего о богатстве, но если человек разбирается в дорогих вещах, он поймет, что костюм бизнесмена стоит целое состояние. Увидев меня, он сдержанно кивнул, не выказывая никаких эмоций. Похоже, у них в семье это принято – держать свои мысли и чувства за глухой печатью. Я отметила про себя, что у него, как и у Елены, жутко усталый вид, который, как ни старайся, не скроешь от внимательного взгляда.

– Частный детектив Татьяна Иванова, – представилась я для порядка. – Я буду расследовать убийство вашей младшей дочери Карины. Нина Васильевна сказала, что вы можете ответить на мои вопросы.

– Вас Лена наняла, так? – скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес бизнесмен. – Она думает, что Карину убили.

– Вы так не считаете? – вопросом на вопрос ответила я. – Ваша жена, напротив, убеждена, что Карина не кончала жизнь самоубийством.

– Лена сейчас переживает страшное горе, – пояснил Борис Васильевич. – Конечно, и я, и Сабрина тоже. Но жена совершенно не может себя контролировать, она подавлена, и ей надо найти виноватого – чтобы не казнить себя. Ведь, как ни крути, психическое заболевание ребенка – прежде всего вина родителей. Я слишком много времени уделял работе и проводил с девочками в лучшем случае редкие выходные. Лена… она старалась сделать так, чтобы дочери ни в чем не нуждались и чувствовали родительскую заботу. Но увы. Что сейчас толку говорить, кто прав, кто виноват – ничего уже не исправишь.

– Вы не думаете, что Карина умерла не по своей воле? – вернулась я к первому вопросу. – Почему? У нее раньше случались попытки самоубийства или суицидальные мысли?

– Ни Лена, ни я так до конца и не поняли характер младшей дочери. Сабрина всегда была общительной и открыто заявляла о своих недовольствах, иногда проявляла избалованность, но это вполне типично для детей. А Карина была не такой. Она напоминала улитку, которая при любых обстоятельствах забивается в свою раковину. Даже в детском, несознательном возрасте все скрывала в себе, и никто не мог даже предположить, какие мысли роятся в ее голове.

– Почему вы не водили ее к психологу? – резонно спросила я. – Может, подобное поведение свидетельствовало о психическом расстройстве?

– С чего вы взяли, что мы с Леной ничего не делали? – В голосе Бориса послышались нотки раздражительности. – Жена таскала Карину и к психологам, и к психотерапевтам, обследование мозга даже проводили. Никаких отклонений выявлено не было, все врачи в один голос твердили, что девочка в порядке, только иммунитет несколько слабый. Поэтому мы с Леной и списали все на скрытный Каринин характер. Но с Сабриной они всегда находили общий язык – старшая понимала сестру лучше, чем ее мать и отец. Обычно сестры-погодки часто ревнуют друг друга, но нам, можно сказать, повезло. Между Сабриной и Кариной царило полное взаимопонимание, поэтому мы с Леной и отправили старшую на неделю в лагерь – чтобы уберечь ее от еще большего нервного потрясения. Сабрина отказывалась, конечно, хотела проводить сестру в последний путь, но потом сдалась.

– Я спрашивала Лену, с чего началась озабоченность Карины своим внешним видом, – произнесла я. – Мама девочки затрудняется ответить, вы, думаю, тоже. Наверно, больше всех мне помогла бы Сабрина…

– Вы правы, – печально кивнул Борис Васильевич. – Сами понимаете, мне Карина ничего не рассказывала. У нас с дочерьми, вы не подумайте, были прекрасные отношения, но до откровенности не доходило. Я старался уделять девочкам так много внимания, сколько мог, но увы.

– Сабрина вернется через неделю? – уточнила я. – Можно будет мне с ней побеседовать? Успокойтесь, я не отношусь к числу беспринципных акул-детективов, которые любят залезть в душу человеку и не заботятся о его состоянии. Я всего лишь задам несколько вопросов вашей дочери.

Бизнесмен немного помолчал, очевидно, взвешивая все за и против, а потом слегка кивнул.

– Хорошо. Я разрешу вам поговорить с дочерью. Но, надеюсь, вы понимаете, что ваш разговор будет проходить в моем присутствии? Лена, как вы поняли, еще не оправилась после трагедии, и неизвестно, когда будет себя чувствовать более-менее сносно.

– Я согласна. И еще вопрос, теперь о психиатрической клинике. Расскажите мне подробно, почему вы остановились именно на этой лечебнице? Ваша жена возражала, Карина тоже не горела желанием уезжать из дома. Лена сказала, что вы показали фотографию лечебницы дочери, и ей просто понравился пейзаж. Уж извините, но это звучит как-то слишком неправдоподобно. Вы могли с тем же успехом показать ей красивую картинку московской лечебницы или, не спрашивая согласия Карины, увезти ее туда.

– Ваши подозрения и сомнения вполне обоснованны, – не стал со мной спорить Борис Васильевич. – Каким бы плохим отцом вы меня ни считали, но в первую очередь я не хотел сильно травмировать дочь. Да, в какое-то время болезни она была совершенно невыносимой – тихоня внезапно превращалась в настоящую фурию, вспыхивала как свечка, закатывала истерику и убегала в комнату, где сидела взаперти часами. Это продолжалось около недели, не больше. Лечащий врач Карины впоследствии объяснил, что подобное поведение встречается в некоторых вариантах ее заболевания. Больной просто не может контролировать себя, его охватывает ненависть, прежде всего к себе, которую он и выплескивает на окружающих. У Карины не было так называемого переходного периода, когда подростки становятся невыносимыми. В тринадцать-четырнадцать лет она оставалась такой же спокойной и уравновешенной девочкой, как раньше. Лена, наверно, говорила, что моя младшая дочь не интересовалась модой, не слушала популярную или рок-музыку, не читала журналов. Но она не была аутистом – у Карины имелись свои интересы, просто они отличались от увлечений других ее сверстниц. Книги, вязание, вышивка, макраме – вот чем Карина могла заниматься круглые сутки. Мы с Леной не заставляли ее зубрить уроки – она совершенно не умела решать математические задачи, не любила точные науки, зато обладала врожденной грамотностью и любила читать. Мы с женой вообще стараемся дать детям больше свободы. Некоторые родители заставляют своих отпрысков зубрить ненавистные предметы, таскают по всевозможным секциям… Мы же никогда не стремились сделать из своих дочерей медалисток и отличниц. По себе могу сказать – часто случается, что замученные отличники впоследствии сидят без работы, а троечники, увлекающиеся каким-то определенным видом деятельности, блестяще защищают диссертации. Мы можем позволить дочерям самим выбирать себе судьбу, благо финансы у нас есть, что, как вы можете понять, в нашем мире немаловажно. Если бы Карина не захотела получать высшее или среднее образование, мы с Леной с уважением отнеслись бы к ее выбору. Но как ни странно, похоже, Карине нравилось учиться на филолога. Поэтому и удивительно, что она заболела – в большинстве случаев анорексии подвержены девушки-перфекционистки, от которых требуют быть лучшими во всем. Например, подруга моих дочерей Настя Казакова. Лена ведь рассказывала вам о ней? Не могла не рассказывать. Я разговаривал с девушкой – она лежала именно в том отделении, куда мы положили Карину, и лечил ее Антон Николаевич Сазанцев, мой хороший знакомый, можно сказать, друг со школьной скамьи. Это – ответ на один из ваших вопросов. Я не мог доверить дочь незнакомому человеку, пускай даже выдающемуся врачу. Конечно, не будь я знаком с Антоном, возможно, отыскал бы другого психиатра – по отзывам и количеству успешных случаев в практике. Но Сазанцев – по-настоящему гениальный специалист, врач, что называется, от Бога. Знаете, есть люди, преданные своей профессии, для которых важнее не деньги, а качественно выполненная работа. Я старался и учителей таких подбирать для своих дочерей, и врачей. Увы, в наше время грамотные специалисты – редкость. Люди покупают дипломы, чтобы зарабатывать большие деньги, большинство занимается не своим делом. Ладно, не буду разводить демагогию на тему того, как в нашей стране все плохо, не об этом сейчас речь. Но у Сазанцева практически не было неудач в работе – он находил подход ко многим пациентам. Говорю слово «многие», потому что существуют неизлечимые психические болезни, например, шизофрения. Но даже если болезнь невозможно полностью вылечить, можно значительно облегчить жизнь больного, назначив ему необходимые препараты, выбрав хорошего психиатра или психолога. Вы даже не представляете себе, как много у нас в городе людей с тем или иным заболеванием – но они спокойно живут, учатся и работают. Анастасия Казакова вылечилась – она, насколько мне известно, занимается живописью, даже где-то работает, ведет активную, полноценную жизнь, хотя поступила в клинику практически в предсмертном состоянии. Это чудо, что она выжила – но этим она обязана прежде всего Антону. Теперь понимаете, почему мы положили Карину именно в эту лечебницу?