Вечный сон Снегурочки - Марина Серова Страница 4

Лена резко оборвала свой монолог и сосредоточенно зашуршала пакетом с нитками. Я поняла, что несчастная женщина пытается так скрыть свои рыдания.

– Клинику в Тарасове нашел ваш супруг? – тихо спросила я, подождав, пока Лена справится с собой.

– Да, – кивнула моя собеседница. – Он очень тщательно искал. В этой клинике главный врач – хороший психиатр. Говорил, что сеансы будут, там много девочек с анорексией лежало, и им помогали. Вот только Кариночке не помогли. Они ее убили! – вдруг резко, со злостью выкрикнула она и впервые за долгое время уставилась на меня каким-то диким, сумасшедшим взглядом.

– Я его отговаривала, – быстро заговорила она, словно вспышка ярости придала ей сил. – Я чувствовала, что там не все так, как они рассказывали. Вот только мне никто не верил – никто, даже Боря! Он говорил, что я себя накручиваю, что там дочь его знакомой лежала… И он Карину уговорил. Ей место понравилось – она у меня любила природу, а при этой проклятой клинике церковь была в дубовой роще. Ей Боря фотографию показал, и она согласилась. Обещала, что лечиться будет, будет врачей слушать и на Новый год домой вернется. Она сама испугалась того, что с ней произошло.

– А кто вашему мужу клинику эту расхваливал? Вы говорили, дочь его знакомой там лежала?

– Да, она Каринину школу на год раньше, чем мои девочки, закончила. Дружила с Сабриной, дочки у нее в гостях бывали. Редко, правда, вместе, Карина ведь молчуньей была… Болезнь ее резко изменила на какое-то время, она истерики закатывала. А потом… потом перестала. Сил у нее уже не было, она и в детстве болела часто.

Перед посещением Лены я начиталась справочной литературы касательно Карининого заболевания. Чтобы составить представление, с чем имею дело. Анорексия – довольно частое психическое расстройство, особенно в наше время, встречается в основном у подростков, но иногда – и у молодых женщин. Считается, что виной тому – извращенное представление о женской красоте, согласно которому идеал, к которому должна стремиться любая уважающая себя девушка, – это чрезмерная, болезненная худоба. Ради достижения желаемых параметров и низкого веса несчастные что только не делают – пожалуйста, вам многодневные голодовки, злоупотребление слабительными, искусственно вызываемая рвота… В общем, могу сказать одно – мне жутко жаль этих несчастных, страдающих комплексом неполноценности девчонок, готовых даже умереть, лишь бы соответствовать ненормальным стандартам. Какое счастье, что я всегда была довольна своей внешностью и в жизни не сидела ни на одной диете!

– У вас есть контакты этой девочки? – прервала я поток собственных размышлений.

– У Бори должен быть номер ее телефона, – устало отложила вышивку несчастная мать. – Хотите, я попрошу Нину Васильевну, чтобы она принесла его ежедневник? Муж по старинке все записывает, полностью не доверяет электронным носителям. Говорит, что с компьютером внезапно может случиться любая поломка, и нужно дублировать важную информацию в записной книжке.

Я кивнула, и Лена позвала чопорную дом-работницу, которую я про себя окрестила «миссис Хадсон». И правда, в облике двух дам явно было нечто схожее – посмотришь на Нину Васильевну, и сразу вспоминаешь Рину Зеленую в образе хозяйки дома с Бейкер-стрит.

В пухлом, потрепанном ежедневнике я без труда отыскала телефон и адрес Насти Казаковой – подруги дочек бизнесмена. Благо Борис строго придерживался алфавитного порядка, в котором и записывал фамилии людей. Значит, следующую посещу эту вылечившуюся анорексичку – думаю, она сможет мне рассказать про клинику много всего интересного.

– И все-таки, Елена, что вас насторожило больше всего в лечебнице? – продолжала допытываться я. – Вы навещали Карину?

– Каждый день, – кивнула женщина. – Мы все ездили. Боря даже на работе отпуск взял. Знаете, он много работает, это кажется, что бизнес – легкое и прибыльное дело. Было время, когда дочки даже забывали, как выглядит их папа. Свидания там разрешаются с одиннадцати утра до пяти вечера. Как раз после завтрака и до ужина. Мы приезжали обычно в тихий час, после обеда. Правда, Карине было тяжело с нами разговаривать. Она сидела и молчала, ничего не рассказывала. Я спрашивала ее, Сабрина говорила об учебе, она ведь узнавала даже Каринины задания, все надеялась, что они отвлекут… но она будто не слышала нас. Мы спрашивали ее про сеансы психотерапии, но она молчала. Так и сидела, а потом говорила, что устала, и возвращалась в палату.

– А с лечащим врачом вы разговаривали?

– Да, постоянно. Сначала за Кариной наблюдал Борин знакомый Антон Николаевич, которого мой муж называл хорошим врачом. Мне он тоже понравился – вежливый, внимательный. Я тогда поверила, что Карине помогут. Он говорил, что подобное поведение, как у моей девочки, не редкость среди больных. Знаете, вроде пациенты клиники живут в своем отдельном мире. Они там общаются друг с другом – даже Карина сдружилась с соседкой по палате. Я ее не знаю, но врач рассказывал, что это немолодая женщина. Диагноз, естественно, не называл. Еще он говорил, что когда Карине станет лучше, можно будет выводить ее на прогулки. Это не всем разрешают. В клинике лечатся не только от анорексии и психических расстройств. Там есть другое платное отделение – туда попадают с алкоголизмом и наркоманией. Я, когда услышала, в ужас пришла – моя дочка лежит в одной больнице с пьяницами и дегенератами! Но оказывается, туда не всех кладут – лечат анонимно, и людей состоятельных. Хотя, сами понимаете, меня это не успокоило – я даже настаивала на том, чтобы Карину перевели в другую больницу.

– А почему ее оставили? – удивилась я. На месте Лены я бы живо забрала свою дочь из такой сомнительной компании.

– В другом отделении врач незнакомый, – пояснила та. – А Боря хотел, чтобы Карину лечил именно этот психиатр, потому что у него почти все с таким заболеванием выздоравливают. Я возражала, но окончательное решение всегда принимает муж.

– Сколько времени Карина провела в больнице? – перешла я к выяснению фактов.

– Две недели. Все случилось внезапно. Дело в том, что Каринин врач вынужден был уйти в отпуск. Он сказал Борису, что Карину будет вести его заместительница, Анна Викторовна. Описал ее как грамотного специалиста. А потом… Потом, в субботу, мне позвонили из больницы.

Лена резко замолчала на половине фразы. Я ждала продолжения, но она будто забыла обо мне – уставилась в одну точку на стене и смотрела в нее, не мигая. Прошло, наверно, с полминуты, когда я решилась нарушить молчание и позвала собеседницу по имени. Никакой реакции – Лена меня не слышала. Я окликнула ее громче, с тем же успехом. Набралась наглости, помахала рукой прямо перед ее носом, но Елена даже не моргнула. Всерьез испугавшись за женщину, я нажала на звонок – вызов домработницы. Нина Васильевна появилась тут же, как чертик из табакерки. Мельком взглянув на свою хозяйку, она, не задав мне ни единого вопроса, молча, отточенными до автоматизма движениями, подхватила Лену на руки, как будто та ничего не весила, и уложила ее на диван. Все это происходило быстро, точно по сценарию. Можно было подумать, что подобное в этом доме в порядке вещей – как, скажем, обыденный завтрак или вечерний просмотр электронной почты. Нина Васильевна положила на Ленин лоб мокрую повязку, а рядом на столик поставила граненый стакан воды и какие-то таблетки. Я скосила глаза, пытаясь прочитать название, но ничего не разглядела. Потом домработница кивком попросила меня выйти из комнаты.