Одноклассники - Хельга Графф Страница 5

Как только вышли из подъезда, он взял меня за руку. Сердце дрогнуло, и все мои тревожные мысли улетучились. В этом мире были только он и я, и не существовало никаких других женщин и мужчин. В вагоне метро было малолюдно, поэтому мы сели, и Леша приобнял меня за плечи. Как же я ненавижу этот жест! Ни одному мужчине в мире никогда бы не позволила этого. Едва кто-то из них пытался сделать нечто подобное, я просто приходила в бешенство, но с ним всё было по-другому, наверное, потому что… люблю. В Лешкиных объятиях я испытывала настоящее блаженство и мечтала о том, чтобы его рука оставалась на моем плече как можно дольше. Мы тихо беседовали. Что-то рассказывала я ему, что-то он мне, в общем, никакой скуки! Когда поднимались на эскалаторе, он опустился на ступеньку ниже и поставил ногу между моих ног, а я крепко сжала ее своими коленями. Как здорово! И в этом была такая чувственность, как если бы мы начали заниматься любовью прямо здесь, у всех на глазах.

Кафе, куда он так стремился, нашли сразу. Заведение как заведение, ничего особенного. Присели за столик, заказали закуски. Я рассказывала ему истории из своей очень бурной и насыщенной событиями жизни (всегда слыла хорошей рассказчицей, и окружающим было со мной весело и интересно, Леха не стал исключением). Время пролетело мгновенно – «влюбленные часов не наблюдают».

После кафе немного прогулялись: хотели сделать пару фоток. И тут начал проявляться его крайне вредный и упрямый характер. Он всучил мне свой фотоаппарат и попросил сделать снимок. Как я ни старалась и ни трудилась, занудный Алексей постоянно был не доволен. Его никак не устраивали кадры, умело сделанные моими дрожащими от холода руками, хотя, на мой взгляд, всё было более чем прилично! По его слишком придирчивому мнению, то он находился слишком далеко, то слишком близко, то в кадр не входили сфинксы, то не нужна была решетка сада – и так около часа! Он просто меня замучил! Я представила, как буду крутиться дома, если вдруг, не дай бог, выйду за него замуж! То обед будет холодным, то шнурки невыглаженными, то кровать недостаточно мягкой, то секс вялым, и если это будет продолжаться с утра до вечера и с вечера до утра, только и останется, что взять в руки «домашнюю биту», то бишь скалку, или сковородку, да потяжелей, и шарахнуть его по башке с целью профилактики занудства! В конце концов, мои фотографические мучения закончились, и поскольку дело неумолимо приближалось к вечеру, мы помчались повышать квалификацию на желанном сексуальном фронте.

Однако вместе в гостиницу не поехали – я должна была заглянуть домой. Когда выходила из трамвая, Лешка неотрывно смотрел мне вслед, как будто боялся меня потерять, словно я могла исчезнуть из его жизни навсегда. В этом взгляде читались и тоска, и любовь, вернее, то, что переживали мы оба, было больше, чем любовь, и сильнее, чем страсть. Нормальному человеку этого не понять, хоть мы и сами точно не знали, что нами движет. Правда, Алешка уже определил наше предназначение: «Вечная друг другу принадлежность…»

Я немного задерживалась. Он звонил уже дважды, ожидая моего прихода, а может, волновался, что вообще сегодня не приду. Дурачок, как я могла не прийти к нему?! Да если бы он только захотел и я была бы свободна от обязательств, то со всех ног примчалась бы в его жизнь навсегда.

Лешка встретил меня на пороге своего номера. На его лице блуждала очаровательная улыбка. Мы устроились на кровати.

– Я, как ты и просила, привез тебе фотографии, – сказал он и вытащил целый ворох старых карточек.

Первым был снимок молоденькой девушки – невероятной красавицы с прелестной улыбкой и точеным профилем. Точно такая же улыбка и профиль были перед моими глазами. Я сразу же поняла, кто это.

– Это твоя мама – настоящая красавица, ты очень на нее похож!

– Да, это мама.

Далее шли его детские и юношеские фотки. Я с огромным интересом и удовольствием просмотрела их. Затем он принес небольшую папочку, открыл ее и достал четыре листочка бумаги, исписанные мелким почерком.

– Это написано еще в 90-х – небольшая зарисовка о нашем с тобой детстве. Хочу прочитать тебе.

– Прочитай, – попросила я и положила голову ему на колени.

Очерк был о нашей встрече в первом классе и его воспоминаниях обо всех событиях, связанных со мной, о которых я не помнила совсем, но запечатлившихся в его памяти на всю жизнь. О его отношении ко мне, поисках меня по Советскому Союзу и последней встрече, после которой он уезжал со слезами на глазах, зная, что потерял свою женщину навсегда…

Эх, Леша, Леша, если бы ты боролся за свою любовь, уже много лет мы были бы вместе и… возможно, счастливы.

Его детские воспоминания и эта зарисовка очень тронули меня, прямо ком застрял в горле, сердце сжалось в груди. Сколько лет он носит эту тяжесть в душе: его разбившиеся надежды и несбывшиеся мечты…

– Сделай, пожалуйста, мне копию на память…

Как я могла сомневаться в нем и его отношении ко мне?! Он – родной мой человек и дорог мне безмерно. Со страшной силой захотелось обнять и приласкать его, прижаться к нему и говорить о своей любви…

Лешка почувствовал мое желание. На мгновение застыв, не отрываясь, я смотрела на него, а он на меня и… сбросив одежду, мы ринулись в объятия друг друга. Настоящая одержимость!

– Прошу, прижмись ко мне, – прошептала я и в ту же минуту почувствовала на себе тяжесть его великолепного тела.

Какие непередаваемые ощущения – лежать рядом с любимым мужчиной, принадлежать ему всей душой и телом, слиться с ним в одном порыве, вмиг превратившись в единое целое в этом мире призрачных грез, дорожить нашими отношениями и каждой минутой, проведенной вместе. Мы любили… Еще чуть-чуть – и прозвучал последний аккорд нашей любовной симфонии… Как мне не хотелось выпускать его из своих объятий! Так мы лежали с ним еще какое-то время.

– Алеша, скажи, а как ты ко мне относишься? – спросила я с замиранием сердца. – Знаешь ведь, что женщина любит ушами.

Он помолчал, потом тихо ответил:

– Я люблю тебя.

– Скажи мне еще что-нибудь хорошее, – попросила вновь.

Лешка повернул ко мне голову, посмотрел из-под полуопущенных век, обнял и, нежно прижав к себе, тихо произнес:

– Ты… родненькая моя…

Это тихое «родненькая моя» было дороже, чем «люблю», дороже всех других слов, которые он мог бы мне говорить. С этим тихим прекрасным определением я вошла в его жизнь раз и навсегда, и это означало только одно – в этом мире он уже не сможет существовать без меня, моего присутствия, даже если будет иметь семью. Все равно незримо я буду находиться рядом.

Часа через полтора мы всё повторили. Менялись позы, приемы, но отношение друг к другу становилось только нежнее. Еще через полчаса я встала и сказала:

– Побегу, не провожай.

– Нет, провожу, – ответил он настойчиво и начал одеваться.

– Я запрещаю тебе! – повысила я голос.

Алешке нездоровилось, видимо, простыл, и мне не хотелось, чтобы он в таком состоянии выходил на улицу. До дома добралась быстро. Не успела войти в квартиру, как услышала звонок телефона в сумочке. Ответила, и мы попрощались до утра. Устала безумно и, почти ничего не соображая, рухнула в постель. Сон, как и накануне, был беспокойным. Наверное, нервы мои все-таки не в порядке.