Платиновая карта - Фридрих Незнанский Страница 5

— Значит, этот толстосум откинул копыта в Москве, — уныло сказал Турецкий. — Что он здесь делал?

— Это ты узнаешь сам.

— Как он хоть умер-то?

— По виду — сердечный приступ. Ел рыбу в ресторане, схватился за грудь и помер.

Ирина вздохнула и отвернулась к окну. На душе у Турецкого стало тоскливо.

— Так какого черта я понадобился, если это сердечный приступ? — горячась, спросил он.

— Есть подозрение на отравление. Шеф-повар ресторана как в воду канул. А рыбу принес именно он. Опера уже отдали посуду и бокал, из которого пил Платт, на анализ. Слушай, мне сейчас некогда. Я послал за тобой машину, приедешь в управление — там все узнаешь. Пока!

На том конце провода раздались короткие гудки.

Турецкий медленно положил трубку на рычаг. Ирина пристально на него посмотрела и сухо усмехнулась:

— Как я понимаю, романтический ужин отменяется?

Александр Борисович вздохнул, сел на диван и попытался обнять жену, но она выскользнула из его объятий и резко встала с дивана.

— Езжай. Когда вернешься — постарайся не шуметь. Я буду спать.

2

Следующий день, в отличие от предыдущего, выдался пасмурным и ветреным. Солнце почти не показывалось из-за темных, мохнатых туч. К обеду начал накрапывать мелкий, противный дождь, но в ливень он так и не превратился.

Переводчик Никита Андреевич Сергеев съежился под колючим взглядом Турецкого. Обстановка кабинета следователя прокуратуры явно действовала на него угнетающе. Время от времени он прикладывал руку к лицу — на скуле переводчика темнел большой синяк. Турецкий отмечал эти движения ироничной усмешкой. Сергеев в ответ хмурился.

— Вы ведь не в первый раз работали с Платтом? — спросил Турецкий после очередного такого жеста.

Переводчик пожал плечами:

— В прошлый его приезд в Москву я тоже был переводчиком.

Турецкий откинулся на спинку стула и задумчиво склонил голову набок:

— Никита Сергеевич, могу я узнать, что вы с ним праздновали?

— Ничего, — угрюмо ответил переводчик. — Мы просто ужинали.

— Вы всегда ужинаете со своими подопечными?

— Нет.

Александр Борисович кивнул, словно Сергеев подтвердил его подозрения.

— Платт никогда раньше не приглашал вас в ресторан, так ведь? — сухо спросил Турецкий.

Переводчик нахмурился. Видно было, что этот разговор не приносит ему никакого удовольствия.

— Нет. За исключением светских раутов, где я должен был переводить.

— Так что же случилось на этот раз?

— Не знаю, — ответил Сергеев.

Турецкий выдвинул верхний ящик стола, вынул из него помятый чек и положил его на стол.

— Телохранители магната сообщили, что вы беседовали с Платтом о каких-то деньгах, — по-прежнему с холодком в голосе сказал Турецкий. — Не об этих ли?

Сергеев покосился на чек и сглотнул слюну — острый кадык резко подпрыгнул на худой шее.

— Ладно, — с усилием сказал он. — Ладно, я расскажу. Этот чек дал мне мистер Платт. Я пожаловался ему на то, что мне не дают ссуду в банке, и он выписал мне этот чек.

— Вот так вот просто: взял и выписал, да? — усмехнулся Турецкий.

Переводчик нервно поморщился.

— Я говорю вам правду, — сказал он. — Я не просил у него эти деньги. Мистер Платт любил играть в доброго барина. Ему было приятно чувствовать себя благодетелем. У всех есть свои слабости, и я его за это не осуждаю. Но честное слово — я не просил у него этих денег. Я сказал, что не смогу вернуть ему такую сумму в короткие сроки, но он лишь отмахнулся. Он сказал, что это его подарок на мой день рождения.

— Гм… Весьма великодушно. А когда у вас день рождения?

— Да еще не скоро.

Сергеев перехватил недоверчивый взгляд следователя и в сердцах воскликнул:

— Не смотрите на меня так! Клянусь Богом, это правда! Он выписал мне чек, а потом предложил отпраздновать это событие в ресторане. Я не знаю, что ему так припекло. Вероятно, у него было хорошее настроение и ему нужен был человек, с которым он мог этим настроением поделиться. С вами такого никогда не бывало?

— Ну почему, бывало. Конечно, я не разбрасывался направо и налево тысячами долларов. Но, с другой стороны, я ведь и не миллиардер.

— Вы мне не верите, — угрюмо отозвался Сергеев. — И напрасно.

На самом деле Турецкий верил переводчику. За долгие годы работы в прокуратуре он научился хорошо разбираться в людях. Иногда ему хватало одного взгляда, чтобы сказать, кто перед ним — честный работяга или человек, вступивший в сделку с собственной совестью. Некоторые называют это интуицией, Александр Борисович же считал «обыкновенной профессиональной проницательностью».

Турецкий внимательно вгляделся в лицо Сергеева.

— Значит, рыбу вам принес сам шеф-повар? — спросил он.

— Да.

— Расскажите мне об этом поваре.

Лицо переводчика выражало крайнюю степень недовольства.

— Я уже рассказывал оперативнику из МУРа, — резко ответил он.

— А теперь расскажите мне.

Сергеев пожал плечами:

— Да тут, собственно, и рассказывать-то нечего. Заказ Платт сделал официанту. Пока горячее готовилось, он принес нам сок и пиво. Потом подошел повар с рыбой и рассыпался в любезностях. Сказал, что рыба — подарок заведения.

— За какие заслуги? — поинтересовался Турецкий.

— Платт так и спросил. А тот ему ответил: за то, что вы наш постоянный и лучший клиент.

— И как это воспринял Платт?

— Слегка напрягся. Сказал, что не привык получать подарки. Сказал что-то насчет русской халявы и… Черт, а почему бы вам не расспросить обо всем самого повара?

— Расспросим. Когда найдем.

Глаза Сергеева округлились от удивления.

— Так что, он пропал?

— Угу. Скрылся в неизвестном направлении. Сразу после смерти Платта.

Высокий, бледный лоб переводчика покрылся испариной.

— Вот черт… Значит, его все-таки отравили. А ведь я мог быть на его месте.

— В каком смысле?

— Ну если бы этот проклятый повар перепутал блюда.

— Но ведь он не перепутал, — с легкой усмешкой заметил Турецкий. — Скажите, о чем вы говорили с Платтом.

— Да ни о чем не говорили. Он разглагольствовал о русском языке. О том, что русский язык красивый и выразительный. Помянул Томаса Манна.

— И все?

— И все.

— Он ничего не говорил об опасности, которая ему угрожает?