Пелагия и черный монах - Борис Акунин Страница 5

– А это архимандрита доктор Коровин надоумил,Донат Саввич. Хитрого ума мужчина, высокопреподобный его слушает. Сказал,гадючий яд нынче у немцев в цене, вот мы теперь аспидов и разводим. Яд из ихнихмерзких пастей давим и в немецкую землю шлем. Тьфу! – Антипа перекрестил рот,чтоб не оскверниться злым плеванием, и полез рукой за пазуху. – Толькоопытнейшие и богомудрейшие из старцев, тайно собравшись, приговорили мне наУкатай не ехать, а самовольно бежать из Арарата к вашему преосвященству и всё,что видел и слышал, донести. И письмо мне с собою дали. Вот.

Владыка, насупившись, взял серый листок, пилпенсне, стал читать. Пелагия не церемонясь заглядывала ему через плечо.

Преосвященнейший и пречестнейший владыко!

Мы, нижепоименованные иноки Ново-Араратскогообщежительного монастыря, смиренно припадаем к стопам Вашего преосвященства,моля, чтоб в премудрости своей Вы не обратили на нас своего архипастырскогогнева за своеволие и дерзновенность. Если мы и посмели ослушаться нашеговысокопреподобнейшего архимандрита, то не из стропотности, а единственно изстраха Божия и ревности служения Ему. Безвременно труд жития земного, ичеловеки падки на пустые вымыслы, но всё, что поведает Вашему преосвященствубрат Антипа – истинная правда, ибо сей инок известен средь нас как братнелживый, нестяжательный и к суетным мечтаниям не расположенный. А также и всемы, подписавшиеся, видели то же, что и он, хоть и не в такой близости.

Отец Виталий ожесточил против нас свое сердцеи нам не внимает, а между тем в братии разброд и шатание, да и страшно: что можетозначать тягостное это знамение? Пошто святой Василиск, хранитель сей славнойобители, перстом грозится и на свой пресветлый скит хулу кладет? И слова “бытьпусту” – к чему они? О ските ли сказаны, о монастыре ли, либо же, быть может, веще более широком значении, о чем нам, малоумным, и помыслить боязно? ЛишьВашему преосвященству дозволено и возможно толковать эти страшные видения.Потому и молим Вас, пречестнейший владыко, не велите карать ни нас, ни братаАнтипу, а пролейте на сие ужасное происшествие свет Вашей мудрости.

Просим святых молитв Ваших, низко кланяемся иостаемся недостойные Ваши сомолитвенники и многогрешные слуги

Иеромонах Иларий

Иеромонах Мельхиседек

Инок Диомид.

– Отцом Иларием писано, – почтительно пояснилАнтипа. – Ученейший муж, из академиков. Если б пожелал, мог бы игуменом бытьили даже того выше, но вместо этого у нас спасается и мечтает в Василисков скитпопасть, он на очереди первый. А теперь такое для него огорчение…

– Знаю Илария, – кивнул Митрофаний,разглядывая прошение. – Помню. Неглуп, искренней веры, только очень уж истов.

Архиерей снял пенсне, оценивающе осмотрелгонца. – А что это ты, сын мой, такой ободранный? И почему без шапки? Не отсамого же Арарата ты лошадей гнал? По воде это вряд ли и возможно, если,конечно, ты не способен к водохождению навроде Василиска.

Этой шуткой епископ, верно, хотел ободритьмонаха и привести его в более спокойное состояние, необходимое дляобстоятельной беседы, но результат вышел прямо обратный.

Антипа вдруг вскочил со стула, подбежал кузкому оконцу хранилища и стал выглядывать наружу, бессвязно бормоча:

– Господи, да как же я забыл-то! Ведь он ужтут, поди, в городе! Пресвятая Заступница, сбереги и защити!

Оборотился к владыке и зачастил:

– Я лесом ехал, к вам поспешал. Это мнеисправник, как я в Синеозерске с корабля сошел, свою коляску дал, чтоб вЗаволжск скорей прибыть. Уже и в Синеозерске про явление Василиска слышали. Акак стал я к городу подъезжать, вдруг над соснами он!

– Да кто он-то? – в сердцах воскликнулМитрофаний.

Антипа бухнулся на колени и пополз кпреосвященному, норовя ухватить за полу.

– Он самый, Василиск! Видно, за мнойприпустил, семиверстными шагами или по воздуху! Черный, огромный, поверхдеревьев глядит и глазища пучит! Я лошадей-то и погнал. Ветки по лицу хлещут,ветер свищет, а я всё гоню. Хотел вас упредить, что уж близко он!

Сообразительная Пелагия догадалась первой, вчем дело.

– Это он про памятник, отче. Про ЕрмакаТимофеевича.

Здесь нужно пояснить, что в позапрошлый год,по велению губернатора Антона Антоновича фон Гаггенау, на высоком берегу Рекипоставили величественный монумент “Ермак Тимофеевич несет благую вестьВостоку”. Этот памятник, самый большой во всем Поречье, составляет теперьособенную гордость нашего города, которому ничем другим перед именитымисоседями, Нижним Новгородом, Казанью или Самарой, похвастать и нечем. Должно жеу каждой местности свое основание для гордости быть! У нас вот теперь есть.

Некоторыми историками считается, чтознаменитый сибирский поход, последствиям которого империя обязана большейчастью своих необъятных земельных владений, Ермак Тимофеевич начал именно изнашего края, в память чего и воздвигнут бронзовый исполин. Этот ответственныйзаказ был доверен одному заволжскому скульптору, возможно, не столь даровитому,как иные столичные ваятели, зато истинному патриоту края и вообще оченьхорошему человеку, горячо любимому всеми заволжанами за душевную широту идобросердечие. Шлем покорителя Сибири у скульптора и в самом деле получилсянесколько похожим на монашеский клобук, что и привело бедного брата Антипу,незнакомого с нашими новшествами, в суеверное заблуждение.

Это еще что! Прошлой осенью капитан буксира,тянувшего за собой баржи с астраханскими арбузами, выплыв из-за излучины иувидев над кручей пучеглазого истукана, с перепугу посадил всю свою флотилию намель, так что потом по Реке несколько недель плыли зелено-полосатые шары,устремившись в родные широты. И это, заметьте, капитан, а какой спрос с убогогоинока?

Объяснив Антипе ошибку и кое-как успокоив его,Митрофаний отправил монаха в епархиальную гостиницу дожидаться решения егоучасти. Ясно было, что возвращать беглеца к суровому ново-араратскомуархимандриту невозможно, придется приискать место в какой-нибудь иной обители.

Когда же епископ и его духовная дочь осталисьнаедине, владыка спросил:

– Ну, что думаешь про сию нелепицу?

– Верю, – без колебания ответила Пелагия. – Ясмотрела брату Антипе в глаза, он не лжет. Описал, как видел, и ничего неприбавил.

Преосвященный задвигал бровями, подавляянеудовольствие. Сдержанно произнес:

– Ты это нарочно сказала, чтоб меняподразнить. Ни в каких призраков ты не веришь, уж мне ль тебя не знать.