Последний Катон - Матильда Асенси Страница 49

На мгновение, поворачиваясь на другой бок и закрывая глаза, пытаясь снова заснуть, я подумала, что лучше всего оставить эти размышления и отдаться на волю событий, вместо того чтобы пытаться управлять ими, но веки отказались закрываться, и внутренний голос обвинил меня в том, что я веду себя трусливо, постоянно на все жалуюсь и прячусь за наигранными страхами и угрызениями совести.

Почему бы вместо того, чтобы нагружать совесть чувством вины, а судя по всему, это было моим излюбленным занятием, мне не решиться получать удовольствие от того, что дарила мне жизнь? Я всегда завидовала авантюрному характеру брата, Пьерантонио: его исследования, назначение в Святую Землю, его археологические раскопки… А теперь, когда я сама нахожусь в центре подобных событий, вместо того чтобы проявить свои сильные, храбрые стороны, я словно одеялом окутываю себя страхами. Бедняжка Оттавия! Всю жизнь среди книг и молитв, всю жизнь училась, пыталась доказать, что чего-то стоит среди кодексов, свитков, папирусов и пергаменов, а когда Бог решает вытащить ее в мир и на время оторвать от науки и исследований, она начинает дрожать, как девчонка, и жалуется, как последний трус.

Если я хотела продолжать расследование похищений реликвий Святого Древа с Фарагом и капитаном Глаузер-Рёйстом, я должна изменить свое отношение к делу, должна вести себя как человек, получивший уникальный шанс, как это было на самом деле, должна быть отважнее и решительнее, оставив позади жалобы и отговорки. Разве Фараг не утратил все без единой жалобы? Свой дом, семью, страну, работу в Греко-Римском музее Александрии… В Италии у него есть только временно предоставленный номер в «Доме» и такое же временное скупое денежное пособие, выдаваемое государственным секретариатом по просьбе капитана. И все же он здесь, готовый подвергнуть опасности свою жизнь, чтобы прояснить тайну, которая не только существует уже несколько веков, но и поставила теперь на ноги все христианские церкви… И это при том, что он атеист, вспомнила я, снова удивляясь.

Нет, не атеист, подумала я, зажигая лампу на тумбочке и садясь на кровати, чтобы выпрыгнуть из постели. Атеистов нет, как бы они ни хвастались своим неверием. Все мы так или иначе верим в Бога, по крайней мере так меня учили, и Фараг тоже по-своему верит в Него, что бы он ни говорил. Хотя в худшем случае это столь свойственное нам, верующим, мнение — всего лишь нетерпимость и высокомерие, и люди, не верующие в Бога, действительно существуют, как бы странно это нам ни казалось.

Когда я попыталась вытащить ноги из-под одеяла, у меня вырвался ужасный возглас: «Боже мой!»: все мое тело было утыкано иглами, булавками, колючками, шипами… Всеми возможными и невозможными разнообразными остриями. Вчерашние приключения в катакомбах Святой Лючии надолго наградили меня синяками и ссадинами. «Эй, стой-ка! Что я только что себе говорила?» — жестко укорила я себя. Вместо того чтобы снова жаловаться, я должна вспоминать о происшедшем в Сиракузах с гордостью, чувствуя удовлетворение от того, что разгадала загадку и выбралась живой из этой дыры. Весьма вероятно, что другие люди умерли там, так и не…

Другие люди умерли там.

— А останки? — вслух спросила я.

— Несомненно, в Сиракузах есть ставрофилахи, — заявил капитан несколько часов спустя, когда впервые после прошлой недели мы все собрались в моей лаборатории в Гипогее.

— Позвоните в архиепископство и наведите справки о ризничем той церкви, — предложил Фараг.

— О ризничем? — удивился Кремень.

— Да, я тоже думаю, что он как-то связан с братством, — согласилась я. — Интуиция.

— Но какой смысл мне звонить? Мне скажут, что это хороший человек, который многие годы щедро оказывает помощь в уходе за церковью Святой Лючии. Так что, если ничего лучшего вы не придумали, оставим этот вопрос.

— Но я уверена, что именно он поддерживает чистоту на месте испытания и убирает останки тех, кто не может его пройти. Разве вы не помните, что золотая и серебряная цепи сияли?..

— Даже если это и так, доктор, — саркастически возразил он, — вы думаете, что, если мы его вежливо спросим об этом, он признает, что он ставрофилах? Ну, может, мы и добьемся, что его задержит полиция, хоть он никогда и не совершал никаких преступлений и является старым честным ризничим церкви Святой Лючии, покровительницы Сиракуз. В этом случае мы силой срываем с него одежду, чтобы увидеть, есть ли у него на теле шрамы. Хотя, конечно, если он не захочет раздеваться, мы всегда можем получить судебный приказ, который обяжет его это сделать. А когда он наконец разденется в полиции… Сюрприз! Никаких отметин у него на теле нет, и он тот, за кого себя выдает. Очень хорошо! Тогда он подает на нас в суд, так? Пишет на нас прекрасное заявление, которое, естественно, в конце концов обвиняет во всем Ватикан и появляется в газетах.

— Вопрос в том, — прервал его Фараг, утихомиривая капитана, — что если ризничий — ставрофилах, думаю, кроме того, что он выполняет обязанности, о которых говорила Оттавия, он еще и сообщит братству о том, что кто-то начал прохождение испытаний.

— Мы не должны упускать из виду и эту возможность, — согласился капитан. — Здесь, в Риме, нам нужно держать ухо востро.

— И раз уж мы заговорили о Риме… — Оба вопросительно взглянули на меня. — Думаю, нам нужно иметь в виду, что мы можем умереть во время одного из этих испытаний. Я говорю это не для того, чтобы пугаться или отступать, но перед тем, как двигаться дальше, все должно быть четко и ясно.

Капитан с Босвеллом недоуменно переглянулись, а потом посмотрели на меня.

— Я думал, доктор, этот вопрос уже решен.

— Как это уже решен?

— Мы не умрем, Оттавия, — очень решительно заявил Фараг, поправляя очки. — Да, никто не говорит, что опасности нет, но…

— …но, как бы опасно это ни было, — подхватил Кремень, — почему бы нам не одолеть испытания, как это сделали сотни ставрофилахов на протяжении многих веков?

— Нет, я не говорю, что мы точно умрем. Говорю только, что мы можем умереть и что мы не должны об этом забывать.

— Доктор, мы знаем об этом. И его превосходительство кардинал Содано с Его Святейшеством Папой тоже знают об этом. Но никто не принуждает нас здесь быть. Если вы чувствуете, что не в состоянии продолжать, я это пойму. Для женщины…

— Опять начинается! — возмущенно воскликнула я.

Фараг тихонько засмеялся.

— Интересно знать, чего ты смеешься? — резко спросила я.

— Смеюсь, потому что теперь ты захочешь первой пройти все испытания.

— Да, ну и что! И что?

— Ну и ничего! — весело рассмеявшись, ответил он. Самым удивительным было то, что до того, как я успела как-то отреагировать, в лаборатории послышался еще один громкий раскат хохота. Я не могла поверить своим глазам: Фараг с Кремнем умирали со смеху, подхватывали залпы хохота друг за другом и никак не могли остановиться. Что мне было делать, как не убить их?.. Я вздохнула и покорно улыбнулась. Если они готовы дойти до конца этого приключения, я пойду на два шага впереди. Так что все решено. Теперь оставалось только взяться за работу.