Тайна перстня Василаке - Анатолий Баюканский Страница 49

— Говорите по-мелкому? — с ухмылкой заметил Блювштейн. — Если вы ЭТО называете «по-мелкому», то что же такое крупный бизнес?

— Давайте, перейдем на иную орбиту, — предложил я. — Что вы хотите получить от меня? Теряюсь в догадках.

— Охотно разъясняю: сегодня, согласно законным Российским лицензиям, наша компания скупает у комбината, скажем так, излишки черных металлов в виде бракованного стального листа, слябов, доменного чугуна. В России «порочный» металл выбрасывают на свалки, а мы пускаем его в дело, получая выгоду. Сами понимаете, Россия продает сейчас буквально все, вплоть до новейших военных разработок.

— Не могу с вами не согласиться, — у меня буквально зачесались ладони, страстно захотелось записать сказанное Блювштейном. Я был уверен: ни старососненские, ни федеральные власти не представляют, каковы размеры невидимой паутины, опутывающей отечественную черную металлургию. они даже не знают, кто стоит за спиной скромной фирмы «Металлургические отходы». — Итак, я бы повторил вопрос о своем личном участии в вашем «скромном» бизнесе?

— Нам поступил крупный заказ на цветной металл. Заказ от государства, которое металлы не производит, но богатеет на металле, вывезенном из вашей страны. Заказ на миллионы долларов. Не слабо, верно? Поэтому мы открываем новые каналы: цветной металл будет проходить через Старососненск из Мариуполя. В вашем городе партии цветмета будут укрупняться и транзитом пойдут в Прибалтику, а вы…

— Нет, нет, нет! — замахал я руками. — Криминальные сделки мне не с руки. И потом… в Старососненске — черный металл.

— Тонкое замечание! — Глаза Блювштейна заискрились от смеха. — Скажите, писатель, чем бедный отличается от богатого?

— Количеством денег.

— У бедняка два глаза, у богача — четыре, он видит то, что бедняк не замечает. Так и вы… неиспользованные возможности для умных людей на каждом шагу, дороги, стены, полы буквально оклеены денежными купюрами.

— Что-то я этих купюр не замечал.

— Перейдем к делу, — Блювштейн, не терпя возражений, протянул мне листок и обычный конверт. Сами напишите адрес Разинкова и опустите его в почтовый ящик. Лично не передавайте. Нужно, чтобы конверт извлек лично Разинков.

— И это все?

— Через недельку позвоните, по старой дружбе, попросите встретиться, ну, скажем, для написания статьи. В разговоре, как бы между делом, спросите, все ли он понял из полученного письма. Если скажет «да», перескажите на словах наш разговор.

— На листке будет шифровка? Тайнопись? Политика?

— Какие из нас политики, — Блювштейн отвел глаза, стал рассматривать что-то в кустарниках. — Мы — бизнесмены. И потом… что это за капризы: «отказываюсь, не отказываюсь»? Вам отступать поздно, да и некуда. А шифр? Да, он указывает, сколько валюты переведено на счет Разинкова в известный ему банк. Это расчет за три последних месяца.

— О заказе на цветные металлы он еще не знает?

— Вы ему растолкуете по моему поручению. Пусть его люди откроют в городе десятка два киосков для приема лома цветных металлов. И произойдет столпотворение, сотни, тысячи алкашей, бомжей, бичей и желающих просто выпить на дурничку, потащат в эти пункты медь, серебро, бронзу. Начнется повальное, но неизбежное соревнование в воровстве. Любители зашибить легкую деньгу начнут вырубать медь, цветные металлы из кабелей, кранов, подстанций.

— Вам, Блювштейн, не жаль бывшей родины?

— Бизнес есть бизнес! — назидательно проговорил Блювштейн. — Воровать будут не у народа, а у тупых правителей, которые сидя на мешках золота, заставляют народ грызть сухие корки, а сами…

— Это мы проходили, — едва не рассмеялся я. Блювштейн, ворочая миллионами, рассказывает мне бедняку, о жизни на моей родине. — Знаем, знаем, чем выше чиновник, тем круче ворует. И не попадается. Еще двести лет назад сатирик Минаев писал: «Маленький воришка сцапал и пропал. Крупный тоже сцапал… нажил капитал».

— Я, между прочим, по образованию историк, — серьезно пояснил Блювштейн, — кое-что помню из старых времен. Еще двести лет назад генерал-прокурор России Павел Иванович Ягужинский сказал сенаторам: «Что вы все талдычите, будто Россия на краю пропасти. Перелистайте историю. Всю жизнь Россия стояла на краю. И стоит себе…»

— Ой, простите, Семен, — признался я, — голова снова идет кругом. Но, скажите, если Разинков там у вас за главного, то кто же тогда Мирон Сидельник?

— Не слыхал о таком! — вскинулся Блювштейн, потеряв самообладание. — Но… хотите совет: никогда и нигде больше не упоминайте эту фамилию, коль жизнь дорога. Понятно? — Блювштейн направился к двери.

— Вы отменили поездку? — крикнул я вдогонку. Блювштейн не ответил, но по всему было видно, что я вывел, наконец, его из равновесия…Мирон Сидельник! Личность, от упоминания его теряют самообладание те, кто имеет и власть и миллионы.