Дату смерти изменить нельзя - Сергей Донской Страница 49

Прошло не менее минуты, прежде чем Председатель соизволил кивнуть. Оставалось поймать болтающийся в воздухе трап и начать восхождение на борт не слишком гостеприимного судна.

Палуба «Летучей рыбы» была не просто грязной, она производила отталкивающее впечатление. Ступив на нее, Бондарь заметил пятно засохшей блевотины и что-то подозрительно смахивающее на потеки размазанной по доскам крови. Экипаж состоял из молчаливых корейцев, которым можно было дать от двадцати до тридцати лет. Несомненно, Председатель был старше всех не только по рангу, но и по возрасту.

– Евгений, – представился Бондарь. Его протянутая рука повисла в воздухе.

– Ты не на дружеской вечеринке, – сердито напомнил перебравшийся через борт Пьо.

Прежде чем произнести эти слова, он взял в руку кинжал, который до этого держал в зубах, по-пиратски.

Следующей поднималась Лиззи. Она была намного легче мужчин, так что ветер всласть поиздевался над ней, раскачивая трап из стороны в сторону.

– Качает, – пожаловалась она, когда Бондарь помог ей ступить на палубу.

– Вы любовники? – разлепил бледные губы Председатель. В его зрачках вспыхнуло что-то похожее на отблеск интереса.

– Даже больше того, – ответила Лиззи, стараясь не падать духом под тяжестью сфокусировавшихся на ней взглядов.

– Что это значит?

– Я обещал жениться на ней, – вмешался Бондарь, – когда мы возвратимся во Владивосток.

– Если возвратитесь, – отчеканил Председатель. – Люблю точность формулировок.

– Надеюсь, Лиза возвратится в любом случае.

– Намый чхинуван-е танджи, – саркастически произнес Пьо.

– Что ты сказал? – осведомился Бондарь.

– Чужие родители болеют, а он свой мизинец режет. Есть такая пословица, Женя.

– Она связана с существовавшим в старину поверьем, – вмешался Председатель, скрестивший руки на груди. – Считалось, что если сын разрежет мизинец и даст выпить каплю крови больным родителям, то они непременно поправятся.

– Какое отношение это имеет ко мне и Лизе? – удивился Бондарь.

– Изречение употребляется применительно к людям, проявляющим чрезмерную заботу о других, тогда как им следовало бы подумать о себе. – На губах Председателя возникла не то чтобы улыбка, но намек на нее. – Смысл пословицы тебе понятен, Женя?

– Вполне, – подтвердил Бондарь. – Я все схватываю на лету.

– Да, он быстро учится, – хихикнул Пьо. – Скоро станет совсем ученый.

– Хакча тве-ги джоне ингани твера, – наставительно произнес Председатель. – Прежде чем стать ученым – стань человеком.

– На этот счет можете быть совершенно спокойны, – буркнул Бондарь. – Я человек.

– Вот как?

Председатель уперся в него своим тяжелым подозрительным взглядом. Новый капитан ему определенно не нравился. Чересчур прямо и независимо он держался. От него исходило ощущение внутренней силы. Скулы, подбородок, высокий лоб с выпуклыми надбровными дугами, прямая линия губ: черты лица Бондаря свидетельствовали об огромной, скрытой от глаз жизненной энергии или мощи духа, – эту мощь было трудно оценить или определить ее границы. Но больше всего настораживали Председателя глаза русского: большие, ясные, широко расставленные и затененные густыми черными бровями, что говорило о недюжинности натуры. Цвет их, серо-голубой, поражал изменчивостью, переливаясь, как китайский шелк в лучах солнца. Председатель не мог с уверенностью сказать, темные у Бондаря глаза или же светлые. Мрачные, словно хмурое свинцовое небо, они отливали стальным блеском. В них ощущался холод, однако на самом дне полыхал тот обжигающий, властный огонь, который притягивает и покоряет женщин, заставляя их сдаваться восторженно, радостно и самозабвенно.

Решив, что с Бондарем нужно держаться начеку, Председатель уставился на его спутницу.

Даже в своем грязном пальто она сохраняла безотчетную грацию женщины, знающей, насколько совершенна ее фигура. Лизе было около тридцати, но ее красота еще не была тронута увяданием. Самым прекрасным в ней показались Председателю волосы – коротко стриженная русая грива, в которую хотелось запустить пальцы.

«Однажды, – сказал он себе, – я так и сделаю. Схвачу эту красотку за волосы и поволоку по палубе в укромный уголок. На виду у всех. Хорошая наука для тех, кто слишком высоко задирает нос».

– Красивая женщина, – сказал Председатель.

– А мне другие не нужны, – нахально заявил Бондарь.

– Мне тоже. Но, помимо красоты, женщины должны обладать и другими положительными качествами.

– Какими? – полюбопытствовала Лиззи, убирая с лица растрепанные ветром пряди волос. В том, как она проделала это, не чувствовалось кокетства. Председатель позволил себе широкую улыбку, при виде которой оживился бы любой стоматолог, испытывающий недостаток в клиентах.

– Покорность, – сказал он. – В первую очередь.

– Было бы кому покоряться, – сказала Лиззи, демонстративно беря Бондаря под руку.

– Скромность, – продолжал Председатель.

– С этим случаются перебои, но…

Закончить Лиззи не успела.

– И гибкость, – перебил ее Председатель, меняя положение переплетенных на груди рук. – Не в переносном смысле, в прямом. – Он приосанился, отчего стало заметным брюшко, обтянутое френчем. – Кореянки проявляют настоящие чудеса гибкости. – Он переключил внимание на Бондаря. – А твоя дама сердца? Какова она в постели? Поделишься со мной?

Это был вызов. Умышленное оскорбление. Пробный шар, за которым должны были последовать другие. Председатель желал знать, чего можно ожидать от незнакомца, чтобы вести себя с ним соответственно.

– Моя дама – это моя дама, – отчеканил Бондарь. – И то, что происходит между нами, касается только нас двоих. По правде говоря, мне очень нужны деньги, но ради них я готов не на все.

– А ради жизни? – быстро спросил Пьо, зашедший за спину Бондаря. Не обернувшись, тот адресовал ответ стоящему напротив Председателю:

– Как любой нормальный человек, я боюсь смерти. Но не настолько, чтобы жить слизняком. – Между нахмуренными бровями Бондаря возникла глубокая горизонтальная складка. – Если вы не нуждаетесь в моих услугах, можете убить меня. Если я вам нужен, то соблюдайте хотя бы видимость приличий. Возможно, я старомоден, но делиться своими женщинами с кем бы то ни было не привык.

Лиззи благодарно взглянула на Бондаря и вцепилась в его рукав с такой силой, что едва не обломала ногти. Председатель, проследивший за ней, расплылся в неожиданно благожелательной улыбке.

– Ну-ну, не стоит так волноваться, – произнес он мягко. – Никто не собирается отнимать у тебя возлюбленную, Женя. До тех пор, – Председатель вскинул указательный палец, подчеркивая важность сказанного, – до тех пор, пока ты, Женя, служишь на благо нашему общему делу, ни один волосок не упадет с твоей головы. То же самое касается твоей очаровательной избранницы.