Тайна перстня Василаке - Анатолий Баюканский Страница 44

— Опять договор? — я хлопнул себя ладонями по ляжкам. — Я уже со счета сбился, заключая с вами всякие соглашения и договоры.

— Не кипятись, — охладил мой пыл Миша-островитянин, — не в «очко» резаться будем, Эдик прав. Каждый участник должен знать за что страдать будет.

— Лады, выкладывайте условия.

— Просто уговор. Не спрашивай меня про членов правления купола «евросемьи», не выпытывай про людей, которые дают рекомендации, не спрашивай, за какие доблести можно стать «человеком чести», не интересуйся моими близкими и друзьями, не…

— Эдик, мы уже об этом говорили: чисто теоретически, ты просто расскажи о самом ритуале торжественного приема в «евросемью». Меня, к примеру, принимали в пионеры с большой оглядкой.

Чтобы мои новоявленные покровители и благодетели не заметили явно нездорового любопытства в моих глазах, я постарался напустить на себя полнейшее равнодушие, мол, слушаю вас, господа-жулики от нечего делать, стал смотреть мимо крутого плеча Миши-островитянина вдаль, на море, а оно и впрямь было прекрасно, купалось в лучах щедрого золотого солнца, а сам жадно впитывал в себя каждое слово адвоката, краткие реплики Миши-островитянина. Эдик, на удивление, оказался отличным рассказчиком, не торопясь, отделяя зерна от плевел, выдавал детали и образы — подарки для пишущего человека. На какой-то миг мне стало неловко, ведь я по сути дела спровоцировал адвоката, выдавал желаемое за действительное. Но… о какой совести можно было говорить, беседуя с такими ребятами?

Однако, что сделано, то сделано. Словно исчезла яхта с позолочеными ободами на бортах, исчезли море и солнце, исчез весь окружающий мир. Перед моим мысленным взором отчетливо вставали картины ритуального обряда — приема в «евросемью», или, если хотите, по-итальянски, в «вечину».

Итак… Специальная ритуальная комната на окраине города, о которой знал очень узкий круг лиц. Задрапированные черным шелком окна, плотно закрытые двери. Наружная охрана заняла свои места — ни одна посторонняя душа не должна помешать приему. На стульях — «авторитеты», чьи профессии досконально никому из близких неизвестны. Сегодня они имеют право казнить и миловать отступников или новичков. Выключается электрический свет, перед большой иконой Божьей матери зажигается толстая свеча. В комнате становится тихо, даже дыхания людей не слышно. И пока горит свеча, претендент повторяет вслух магические формулы, которые подсказывает ему на ухо один из избранных.

Затем «секретарь» спрашивает новичка: «Какой рукой вы лучше стреляете?» Получив ответ, он вынимает острейший кинжал, прокалывает острием палец «претендента» на «стреляющей» руке. Кровь с пальца капает прямо на горящую свечу, запах горелой крови вызывает легкую тошноту, но никто не сознается в этом. «Претендент» четко, чтобы слышали все присутствующие, произносит заключительную фразу, ее ждут с нетерпением все: «Если я предам «семью», нарушу эту торжественную клятву, то пусть и я сгорю, как эта свеча…»

И, как в театре, разом меняется декорация, вспыхивает электричество. Новоявленные «родственники» гурьбой бросаются поздравлять нового члена «семьи». Отныне с ним придется считаться многим, он делается заметной фигурой в мире криминального бизнеса, невидимого для глаз рядовых обывателей. Отныне «новокрещенный» получает право называться членом европейской «семьи», членом братского содружества в десятках стран Европы.

Все гости рассаживаются за столы, начинается торжественное заседание, на котором все пьют только красное вино, напоминающее кровь, только что пролитую «претендентом». «Родственники» вновь наперебой горячо уверяют принятого в «семью» в своей неизменной верности и преданности…

От описания этого ритуала во всех деталях на меня пахнуло смрадным средневековьем, но широко образованный адвокат совсем не замечал театральности в этом действе, был, как никогда серьезен.

— Нужно иметь богатую фантазию, — продолжал живописать адвокат, — чтобы представить, какие блестящие перспективы открываются перед каждым членом «семьи».

— Камера на солнечную сторону! — не удержался от ехидного замечания, и чуть все не испортил глупой фразой. Адвокат глянул на меня осуждающе, потом, видимо, понял, что это просто глупая реплика, и продолжил мысль.

— Вы, писатель, человек недалекий, — слегка уколол меня, — вам, наверное, кажется, что впереди у меня новые возможности заработка или новая яхта, авто? Ни то, ни другое, ни третье.

— Вы меня заинтриговали, — более мягко вставил я, — ради чего стоит стремиться в члены «евросемьи»?

— Карьера! Вот главное преимущество, подъем по служебной лестнице.

— Разве вы где-то служите клерком?

— У людей «чести» иные понятия о служебной лестнице. Каждый должен стремиться вверх, на более высокий уровень, которого трудно, но можно достичь. Например, у меня теперь есть возможность стать «мандамето». Знаете, что это такое? Конечно, нет. «Мандамето» — это, образно говоря, офицер, стоящий между солдатом и генералом. — Адвокат был подготовлен великолепно, отлично знал внутренне строение «евросемьи» и горячо, с неподдельным пафосом выдавал «на гора» все свои знания.

— Эдик, давайте продемонстрируем на примере российской власти, ее ступеней. Так будет намного понятней. «Мандамето» — мэр города или губернатор?

— Пожалуй, точнее будет сказать так: «мандамето» — сенатор при Высшем совете. Выше его только «послы десяти фамилий» и сам президент «купола». Его избирают тайным голосованием только «послы десяти фамилий». Правда, мельком обо всем не расскажешь, — спохватился адвокат, жадно выпил полный бокал охлажденной кока-колы. Я мог бы поспорить, что сам рассказ досчтавил Эдику большое наслаждение. Ведь когда человек имеет почти все, ему хочется славы. Чтобы о нем, о его «семье» узнали близкие и дальние погордились за него.