В день пятый - Эндрю Джеймс Хартли Страница 41

— Возможно, — уступила Дебора. — Но кресты начали появляться повсюду в Римской империи только после того, как Константин сделал христианство официальной религией, а это произошло лишь в четвертом веке. Если крест действительно использовался в качестве символа того времени, то это следует считать отклонением от нормы. У ранних христиан более распространенным являлось изображение рыбы. Для развития учения о покаянии потребовались столетия. Только после утверждения веры в то, что Иисус пришел в мир для того, чтобы умереть и искупить вину, крест стал главным символом христианства. В семьдесят девятом году этого просто еще не было в религии.

Томас молча уселся на пень рядом с прямоугольным раскопом. С этого места открывался вид на древний город, можно было рассмотреть каменные храмы, сияющие янтарем в лучах вечернего солнца. Томас не знал, что сказать.

— Этот японец ничего не говорил о том, как якобы выглядело это распятие? — первой нарушила молчание Дебора.

— Серебряное, — ответил Томас. — Отмеченное изображением рыбы.

Миллер нахмурилась и медленно произнесла:

— Вообще-то такое возможно. Конечно, если принять теорию, что христиане в первом веке использовали кресты. В Помпеях действительно находили замечательные изделия из серебра. Символ рыбы в качестве элемента узора также имеет смысл.

— Но вы не покупаетесь на эту версию, — заметил Томас.

— Извините. Если вас это хоть немного утешит, лично я сомневаюсь, чтобы и Эд на нее купился. Он разбирался во всем этом гораздо лучше меня.

— Мне нужно возвращаться, иначе я опоздаю на последний поезд, — сказал Найт, пожав плечами, хотя понятия не имел о том, когда отходит последний поезд.

Но он и так провел здесь значительно больше времени, чем намеревался. Скоро должно было стемнеть.

— Подождите, — остановила его Дебора. — Я пройдусь с вами. Мне нравится гулять по раскопкам в это время, после того как уйдут все туристы. Не обижайтесь.

— Разве я турист? Я считал себя сыщиком.

Они в дружеском молчании шли через поле. Томас размышлял о том, как странно, что в последние несколько дней ему приходится проводить так много времени в обществе незнакомых женщин. Если не считать бывших учениц, которых Найт не воспринимал как взрослых, несмотря на политически корректную литературу, полученную от преподавателя общественных дисциплин, он за последние несколько недель говорил с Деборой и сестрой Робертой значительно больше, чем с какой бы то ни было женщиной. Томас гадал, почему так вышло, пытаясь понять, находит ли он их привлекательными. Обе женщины были обаятельными, каждая по-своему, однако мысль эта пришла ему в голову только сейчас.

«Вот так всегда, правда? С тех самых пор, как…»

Довольно.

— Вы еще долго пробудете в Италии? — спросил он.

— Неделю, — ответила Дебора.

Они дошли до конца старого города и развалин, поблекших в угасающих лучах. Руины стали какими-то съеженными, обшарпанными, за исключением храмов, возвышающихся в сумерках подобно высоким скалам. Миллер и Найт вошли в комплекс. Он уже был закрыт, но ворота оставались распахнутыми, не было сторожа, который прогнал бы запоздалых посетителей или потребовал бы у них билеты. На самом деле вокруг вообще не было ни души.

— Я уже готова возвращаться домой, — снова заговорила Дебора. — Эта поездка была порывом, пусть и с образовательными целями, но все же… Я не археолог. По мне, лучше составлять каталоги и оформлять выставки. Это дело можно держать под контролем. А тут — копаться в земле в смутной надежде что-нибудь найти…

Внимание Томаса привлекло что-то внутри огороженного лентой храма Цереры, странный бледный силуэт на фоне темного монолита колонны. Он замедлил шаг, присмотрелся пристальнее, недоумевая, почему у него перехватило дыхание, захлестнул страх, захотелось развернуться и убежать, прежде чем глаза или сознание не разберется в том, что означает этот силуэт.

— Что это? — едва слышно спросил Томас. — Похоже на… — Он осекся.

— Да, на человека, — закончила за него Дебора.

Страх охватил и ее. Вокруг быстро сгущались сумерки, в пустынном комплексе царила полная тишина.

— Надо скорее уходить отсюда, — пробормотал Томас.

После смерти Эда он уже несколько раз оказывался в опасности, но еще никогда не испытывал ничего подобного, не ощущал такого холодного безотчетного ужаса, так отчаянно не жаждал оказаться в любом другом месте. Его охватил озноб. Найт чувствовал тупую панику кошмарного сна, когда человек видит приближение чего-то зловещего, но не знает, как направить сюжет в другое русло или проснуться.

«Вот сейчас ты все увидишь и пожалеешь о том, что появился здесь», — подумал Томас.

— Господи, — прошептала Дебора, когда они уже подошли к самому ограждению и оказались в густой тени, отбрасываемой массивным храмом. — Это человек.

С этими словами она бросилась вперед, перелезла через ленту и взбежала по огромным каменным ступеням. Томас последовал за ней, словно притянутый магнитом, хотя на самом деле ему хотелось отвернуться. К этому времени Дебора уже остановилась, застыла на месте, зажимая рот ладонями, чтобы сдержать крик. Томас разглядел бледную плоть, увидел окровавленное тело, привязанное к колонне, судя по всему, собственными внутренностями.