Убить Бин Ладена - Олег Якубов Страница 40

Х Х Х

В Хартуме, столице Судана, Закиру довелось бывать лишь однажды, во время своей африканской эпопеи, когда он в качестве наемника готовился к переброске в Родезию. Отправляясь в суданскую штаб-квартиру Бин Ладена, Закир уже знал, что саудиты лишили Усаму своего гражданства, а сейчас все шло к тому, что и нынешнее пристанище лидер Аль-Кайды покинет не по своей воле. Верный Шамс-ад-Дин, со словами «шейх ждет вас», не медля, провел гостя в покои шефа. Закир тут же отметил про себя новое обращение — шейх, и решил взять его на вооружение. Усама казался утомленным и подавленным, но такое впечатление оказалось лишь внешним, к тому же весьма обманчивым. Жесты его оставались энергичными, речь четкой и ясной. Он рассказал, что во время недавнего столкновения боевиков с миротворцами погибло восемнадцать американских солдат и в этом обвиняют его, Бин Ладена, людей. Так же как приписывают ему взрыв во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке. Использовали лишь цепь случайных, как утверждал Усама, совпадений. В организации взрыва Всемирного торгового центра обвинили слепого шейха Омара, а его рабочее место располагалось в одном из офисов старшего брата Усамы в Бруклине. Потом в Пакистане арестовали непосредственного исполнителя взрыва Рамзи, а того частенько видели в «Доме исследователей» в Пешаваре. Рассказывая все это, Усама хитро улыбался и было непонятно, признает он организацию терактов в Судане и США, или искренне негодует по поводу своей мнимой причастности к ним.

— Дошло до того, что саудиты запретили всем подданным королевства общаться со мной, — жаловался Бин Ладен. — Ничего удивительного я в этом не вижу — напротив естественный ход развития событий для тех, кто отошел от истинного ислама и продался американцам. Предатели веры! В Эр-Рияде недавно взорвалась машина на американской военной базе, погибло несколько солдат. Я не сомневаюсь, что этот взрыв инспирировало ЦРУ, чтобы подтолкнуть суданцев к моей высылке из страны. А те стелятся и под саудитов, и под «янки», боятся собственной тени. Плевать. Здесь, в Африке, делать больше нечего. Они все равно примут то решение, которого требуют от них американцы. Но бежать, как трус, я не собираюсь. Семью пока оставлю в Хартуме, со мной поедут только два моих сына и самые верные помощники, таких наберется человек четыреста, не больше. В Афганистане меня ждут и дел там немало. Борьба только начинается, скоро о нас заговорит весь мир. Ну, а как ваше путешествие в Турцию, что видели, к какому пришли мнению? — засыпал он вопросами муллу.

Закир рассказывал обстоятельно, поделился соображениями, что организация «Исламское движение», созданная узбекскими оппозиционерами, и организационно, и идеологически еще достаточно слаба и нуждается в контроле.

— Я собирался отправиться в Центральную Азию, чтобы получше изучить обстановку. Но сейчас, слушая вас, изменил свое решение. Мой долг в такую трудную минуту, находиться рядом с вами, если вы, конечно, позволите, — смиренно произнес он.

— Ни в коем случае! — энергично запротестовал Бин Ладен. — Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы такой человек, как вы, находился рядом. Но я не знаю, сколько времени еще проведу в Судане. Во всяком случае, пока не завершу своих дел, и не подумаю уезжать, пусть суданцы хоть даже лопнут от злости. Мое личное время терпит, но время нашей общей борьбы уже отсчитывает не часы, а минуты, — витиевато высказал Усама свою мысль. — Поэтому отправляйтесь в Азию немедля. Ваше решение ознакомиться с тамошними делами на месте очень мудрое. И не следует его откладывать. К тому же из азиатских стран — Узбекистана, или, скажем, Таджикистана вам перебраться в Афганистан не составит ни малейшего труда. Я буду ждать вас там с нетерпением, мой друг. Но в то же время я не прошу вас не задерживаться. Я хочу из вашего рассказа узнать об истинном положении. И никто, кроме вас, этой работы лучше не выполнит…

Х Х Х

Респектабельно одетый пассажир рейса Стамбул-Ташкент протянул паспорт в окошко пограничнику. «Снимите очки», потребовал прапорщик и пассажир послушно снял солнцезащитные очки.

— Так, значит, Арсланзаде Байрам Бей? — уточнил пограничник на ужасающем английском. — С какой целью приехали в нашу страну?

— Бизнес, строительство, — пояснил Арсланзаде.

Прапорщик пролистал странички турецкого паспорта и, замотав головой: «Ноу бизнес», — скрестил для убедительности руки и повторил: «ноу бизнес». Потом, видимо, поняв, что его знаний английского для дальнейших объяснений явно недостаточно, позвал переводчика. Приехавшему не составило бы ни малейшего труда перейти на узбекский язык, но он решил пока воздержаться. Переводчик с дежурной улыбкой стал объяснять господину Байрам Бею, что категория его визы не предусматривает занятия бизнесом на территории их страны.

— Напротив, — невозмутимо возразил гость. — Генеральный консул Узбекистана в Стамбуле любезно объяснил мне, что я имею право вести переговоры, как с частными фирмами, так и с государственными организациями, подписывать контракты. Вот если дело дойдет до строительства, как такового, тогда мне действительно понадобится соответствующее разрешение. А пока я приехал только с намерениями изучить строительный рынок вышей страны.

Переводчик еще раз внимательно изучил выданную приезжему визу, вернул паспорт пограничнику и прошипел, не разжимая губ: «Ставь визу и не доводи дела до скандала, здесь тебе ничего не обломится».

Усмехнувшись про себя, Арсланзаде в весьма любезных выражениях поблагодарил пограничника и переводчика, пройдя через турникет, с любопытством осмотрел устланный коврами просторный и красивый зал международного аэропорта, зашел в бар, отхлебнул отвратительного кофе, отставил чашку, попросил стакан минеральной воды и, не спеша выкурив сигарету, отправился в город.

Неторопливые, даже расслабленные движения, внешняя флегма давались ему с трудом. Пьянящий осенний воздух, наполненный непередаваемым ароматом фруктов и цветов, казалось, давно забытый, но с невероятной силой оживший в нем вновь, дурманил голову. Хотелось, как в детстве, скакать на одной ноге, бежать, неведомо куда и горланить невесть откуда всплывшую в памяти песню про наманганские яблочки.

Турецкий бизнесмен лишь позволил себе припасть к боковому стеклу такси и по дороге в гостиницу жадно рассматривать улицы, которые теперь уже почти не узнавал. Лишь когда въехали в центр, он с радостью увидел оперный театр, цветные, в свете солнечных лучей, брызги фонтана, знакомую гостиницу с надписью «Ташкент» на фронтоне. А вот гостиница, где ему был забронирован вполне приличный номер, была построена явно не так давно и он не сразу сумел сориентироваться, а лишь потом, оглядывая улицы из окна своего «люкса» на десятом этаже, сообразил, что находится она неподалеку от крупнейшего и очень популярного в городе базара.

Вот на базар он, одевшись так, чтобы не бросаться своей внешностью в глаза, первым делом и отправился. «Даже если кому-то и интересно будет, как проводит свои первые часы в незнакомом городе иностранец, то уж естественнее посещения знаменитого узбекского базара и не придумаешь.

Перед поездкой на родину он долго думал, на каком языке ему здесь общаться. Выбрал коверканный узбекский — многие турки, учитывая схожесть языков и общую языковую группу, пусть и неважно, но говорили на узбекском. На базаре Арсланзаде сначала прошелся вдоль рядов, легкими прикосновениями пальцев ощупывал розовые бока упругих, по полкилограмма каждый, помидоров, пробовал на сладость виноград, выпил холодного кислого молока из стакана, покрытого белоснежной марлечкой. Время близилось к полудню и он устроился под брезентовым навесом кафе, заказал себе половинку лагмана, одну самсу, начиненную рубленой бараниной и курдючным жиром, и два маленьких шампура шашлыка из печени. Затем подозвал крутившегося поблизости мальчишку, которому в это время дня явно положено было находиться в школе, и попросил его купить в торговых рядах кисть самого лучшего черного винограда-кишмиш и самую горячую лепешку. Посулив щедрое вознаграждение, если просьба будет выполнена добросовестно, принялся за еду. Когда расторопный пацан принес уже вымытый виноград и великолепно пропеченную в глиняном тандыре румяную лепешку, он вспомнил, что это было для мальчишек его детства, и, конечно же, для него самого, самым любимым и роскошным лакомством. Относившийся к еде достаточно равнодушно и евший обычно помалу, он, пресытившийся таким необычайно обильным для него обедом, откинулся на спинку пластикового кресла и, не спеша, потягивал безвкусный в здешнем заведении зеленый чай. День был воскресный. Хозяйки возвращались с базара с переполненными сумками, мужчины степенно шли сзади, обхватив обеими руками огромные зеленые ядра арбузов, желтые торпеды многокилограммовых дынь. Потом он прогулочным шагом отправился в центр. Миновав некогда интуристовскую гостиницу, устроился на скамеечке в тенистом сквере, где росли вековые деревья. Еще дошкольником, частенько гуляя в этом сквере с мамой Симой и мамой Шоней он видел здесь скульптурную композицию: на каменной скамейке сидели, глядя друг на друга, отлитые в бронзе, вождь пролетариата и его верный соратник, а позже — приемник. Потом соратника обвинили в неслыханных злодеяниях по отношению к собственному народу. Скульптуру снесли, а вместо нее в самом центре сквера, на мраморном постаменте, водрузили гигантскую, с развевающейся бородой, голову основоположника утопического учения. Сейчас голова отсутствовала, да и весь сквер стал вроде бы меньше, словно съежился. Усилием воли отогнав от себя воспоминания, иностранец направился в сторону хорошо видного даже сквозь кроны деревьев красивого здания восточной архитектуры, с горящими на солнце куполами. Здесь находился музей выдающегося древнего восточного полководца, прославившегося на весь мир. Пробыв в музее не менее часа, он взял такси и попросил отвезти его в музей искусств. Когда-то там была собрана весьма недурственная коллекция картин, но музей, по непонятой причине, оказался закрыт. Погуляв еще немного, он, памятуя наставления куратора, позволил себе лишь единственную слабость. От музея искусств рукой было подать до того места, где когда-то находился их коммунальный двор. Узкие немощенные улочки уступили место широченному проспекту, в начале которого был установлен памятник знаменитому космонавту-земляку. А точнехонько на месте их двора высился теперь многоэтажный серый монолит, в цоколе которого разместился огромный ювелирный магазин. Сбоку, под яркими цветными зонтиками, расположилось открытое кафе и он присел за столик, машинально сделав какой-то заказ и достав спасительную газету, чтобы загородить лицо. Куда-то исчез каменный монстр-дом, зашумел-загалдел их общий двор, по которому вприпрыжку бежал он, пятилетний Ромка Лучинский, показывая всем книжку про Робинзона Крузо и восклицая: «Я сам. Сам, от начала до конца ее прочитал». А рядом, приоткрыв от удивления рот, стоял Павлик-Бублик, только что стащивший из чужой кастрюли обжигающе горячую куриную ногу, да так и забывший ее слопать. А Вовка-немец, вредный, но не жадный, в знак особого расположения, протягивал ему свой самокат, предлагая прокатиться. Этот самокат был предметом зависти всей дворовой ребятни. Отец Вовки, военный, служил в Германии, поэтому, как только они здесь поселились, Вовка и получил прозвище «немец». Вовка одевался, по их понятиям, чудно, но самым диковинным был его самокат, на резиновых надувных колесиках, с блестящими никелированными ручками и звонком, трель которого разносилась по всей улице. На чудо-самокат приходили посмотреть ребята со всех окрестных дворов, а Вовка дома устраивал скандалы до тех пор, пока мать не пошила ему обычные, как у других здешних пацанов, синие сатиновые трусы, а отец не притащил домой два подшипника и пару дощечек, из которых «немец» тут же сколотил такой же грохочущий раздолбанный самокат, как и у всех… И звонкий голос мамы Шони: «Роман, обедать!» припомнился ему, и мама Сима шла с базара, неся авоську, наполненную баклажанами, которые она по украинской привычке называла «синенькие», да и много чего другого невольно всплыло в памяти. Но когда припомнились ему три стоящих рядом надгробия с одинаковой фамилией — матери, бабки и тетки, он запретил себя думать об этом, ибо нестерпимо захотелось послать все к чертям собачьим, наплевать на любые последствия и немедленно ехать на кладбище…