Мертвая фамилия - Алексей Макеев Страница 4

Волошин задумался.

«Наверное, стоит все же пересмотреть свое отношение к сыну. Нужно… что нужно? Пока непонятно. Обдумать все хорошенько нужно, вот что. Выработать линию поведения, может быть, смягчить его. Не начинать встречи с вопросов о том, как дела с учебой и когда он уже закроет все хвосты. Не грозить армией и работой грузчиком, а поинтересоваться его делами – теми, которые действительно интересны Сережке. Да, для начала так, а там посмотрим».

Волошин взглянул на часы. Пора было вставать и собираться на работу. А об отношениях с Сережкой подумать по дороге – сейчас уже времени нет. Он стал подниматься с постели, и в этот момент тренькнул мобильник, возвещая о пришедшем СМС-сообщении. Волошин взял телефон и осторожно вышел из комнаты, чтобы не разбудить Елену.

Он посмотрел на экран и увидел такой вот текст:

«Папа, привет! Извини, что вел себя так в последний раз. Я был не прав. Давай встретимся и поговорим спокойно. Буду ждать тебя через полчаса в кафе «Валькирия» на Садовом. Приезжай, пожалуйста, это важно. Сергей».

У Волошина екнуло сердце. Это было похоже на телепатию. Только что он думал о сыне, был готов попросить у того прощения и найти верное направление в дальнейших отношениях. Оказывается, и Сережка размышлял о том же самом! Наверное, даже не спал ночью – времени только восемь утра. Сын никогда раньше не присылал ему сообщения в такую рань, а уж тем более не назначал встречи.

Черт, вот только время неподходящее! Рабочий день Вадима Юрьевича начинался в девять ноль-ноль, и опаздывать было крайне нежелательно. У кабинета к этому времени уже собиралась очередь. Он должен был успеть принять всех посетителей до обеда, то есть до часа, чтобы во второй половине дня заниматься просмотром и обработкой поданных заявок.

Волошин постоял некоторое время в задумчивости. Может, перезвонить сыну и попросить перенести время встречи? И тут же сам покачал головой – нет, нельзя. У Сережки настроение такое шаткое, что вмиг может разобидеться, подумать, что отец пренебрегает встречей с ним, вопить начнет. Тогда столь хрупкое, едва возникшее понимание между ними мгновенно рухнет.

Поэтому Вадим Юрьевич не стал перезванивать, а просто написал в ответ: «Буду в 8.30», – а потом направился в ванную, принимать душ. Довольно мурлыча себе под нос, он оделся, взял портфель со служебными документами и спустился на улицу. Когда чиновник ехал в своей машине по просыпающемуся городу, настроение его было преотличным.

Кафе «Валькирия» Вадим Юрьевич знал хорошо. Они с Еленой часто туда захаживали, там подавали отличный кофе. Сейчас ему было приятно, что сын выбрал для встречи одно из его любимых заведений. Припарковав машину, он вошел внутрь и огляделся по сторонам. Сына еще не было, но Волошин не увидел в этом ничего необычного. Сережка никогда не отличался пунктуальностью.

В этот ранний час кафе было полупустым, большинство столиков свободно. Волошин выбрал одно из лучших мест, устроился поудобнее, заказал чашку черного кофе без всяких добавок и приготовился ждать.

Осень мало кто любит. Общеизвестно, конечно, что этим фактом, помимо своей литературной гениальности, отличался Пушкин. Да и другие литераторы. Словом, поэтические натуры, вообще отличающиеся, мягко говоря, своеобразием. Но большинство нормальных людей осень не любит. Именно так считал Станислав Крячко, относивший себя к безусловному большинству нормальных людей, шагая утром по лужам на работу в Главное управление уголовного розыска.

Осень в этом году нагрянула внезапно, без предупреждения. Уже с середины сентября задули ветры, зарядил дождь, небо затянулось серо-черными мрачными тучами. Солнце, казалось, дало зарок не показываться на глаза человечеству как минимум до следующего года.

Но Станислава раздражало не отсутствие солнечного света, а постоянная слякоть, жидкая грязь на улицах, которая мгновенно перекочевывала на его брюки и ботинки. Не нравилось ему и отсутствие отопления в главке, которое официально должны были включить только в середине октября, а фактически следовало бы сделать это еще неделю назад.

Кроме того, на работу Крячко приходилось добираться пешком, потому что на машине из-за обильных дождей и увеличившихся заторов на дорогах выходило дольше и муторнее. Станислав терпеть не мог стоять в пробках, а объезжать их его экономную натуру душила жаба. Вот и шлепал он по лужам, угрюмо втянув голову в ворот поношенной куртки и проклиная межсезонье.

Придя в кабинет, Станислав сразу же увидел своего коллегу и лучшего друга Льва Гурова, с которым они вместе работали не один десяток лет и делили этот самый кабинет на двоих. Гуров сидел за своим столом, вытянув длинные ноги, и пил кофе. Станислав невольно покосился на его брюки. Они были идеально чистыми и наглаженными так, словно только что с манекена. Ботинки Льва Ивановича также сияли чистотой и кремовым блеском.

Крячко оглядел собственную обувь, заляпанную серо-коричневой кашицей из осенней грязи, забрызганные брючины и неодобрительно хмыкнул. Неодобрение это, впрочем, высказывалось не на собственный счет. Оно адресовалось Гурову, который непонятным для Станислава образом умудрялся всегда выглядеть с иголочки, будь за окном хоть снег, хоть дождь, хоть ураган.

– Привет, – буркнул Крячко, проходя к своему столу и оставляя на полу, недавно вымытом уборщицей, некрасивые пятна.

Гуров бросил на них взгляд, перевел его на Станислава, но увидел выражение лица друга и не стал ничего комментировать.

Он чуть насмешливо ответил на приветствие и спросил:

– Кофе будешь?

– А то! – радостно отозвался Станислав, разваливаясь в кресле.

– Ну, наливай, чайник только что вскипел, – сказал Гуров и вновь уткнулся в свои бумаги.

Крячко, не ожидавший такого вероломства, еще больше нахмурился, однако проворчал себе что-то под нос, поднялся и стал сам готовить кофе. Для этого ему понадобилось пройти к столу Гурова, извлечь из него банку, потом протопать обратно за чайной ложкой, а после этого достать из шкафчика сахар.

В результате таких вот его топтаний пол кабинета стал похож на хранилище, овощи из которого увезли, а следы их пребывания остались в полной мере.

Наконец-то Крячко закончил приготовление напитка и, вполне удовлетворенный, вернулся с чашкой в свое кресло. Затем он достал пакет со сладкими слойками, купленными в местном буфете, и принялся завтракать. Кофе Стас пил неторопливо, с чувством. Крячко вообще не любил во время трапезы суетиться и отвлекаться на посторонние дела.

Лев Иванович же, прихлебывая свой кофе, не прекращал перелистывать страницы какого-то дела. Крячко это было малоинтересно. Они только что закончили расследование преступной деятельности банды клофелинщиков и передали материалы в суд. Поэтому теперь Крячко справедливо считал, что может позволить себе с чистой совестью расслабиться.

Станислав занимался этим до самого обеда, а с его началом тут же отбыл в буфет. Когда он вернулся оттуда, вполне довольный и сытый, у Гурова на столе звонил телефон.