Шаг влево, шаг вправо - Марина Серова Страница 4

– И вам это удалось? – спросила я, догадываясь, что ответ на этот вопрос, скорее всего, окажется отрицательным.

И я не ошиблась. Поерзав на кровати и как-то неестественно покашляв, желая оттянуть неприятный момент, Степанов все-таки признался:

– Нет, я так и не вернул их в музей, но вовсе не потому, что у меня при виде золота снесло голову и я решил извлечь из этого выгоду! Конечно, вещицам этим цены нет. Точнее, цена-то есть, но только на преступном рынке. Законно на аукцион их выставлять нельзя, они ведь в черном списке. Но это и не входило в мои планы, я ведь хотел, чтобы и песочные часы, и футляр для молитвослова снова стали достоянием народа. Увы, найти такой способ, при котором раритеты вновь не попали бы в корыстные руки, было непросто. Да и подставляться, как вы понимаете, мне не хотелось.

– Сергей Федорович, и где же вы спрятали футляр для молитвослова и песочные часы?

– Я укрыл эти ценности в Калиновке, в доме моих родителей, которые в те годы еще были живы. Они как раз тогда пристраивали летнюю кухню, и мне было нетрудно сделать тайник в кирпичной стене.

– Понятно.

– Татьяна Александровна, раз уж у меня с вами завязался такой доверительный разговор… – Степанов с некоторой опаской посмотрел на дверь, – я должен вам признаться, что был один момент, когда я хотел продать песочные часы. Это случилось в середине 90-х годов. Я тогда только-только вышел на пенсию, на нее-то мы и жили всей семьей. Лидия, супруга моя, в те годы работала в проектном институте, там зарплату по несколько месяцев не платили. Арина, наша дочь, родила, не будучи замужем. Ее жениха в Чечне убили… А Костик, наш сын, учился тогда в школе и рос не по дням, а по часам. В десятом классе у него уже был рост один метр девяносто два сантиметра. Мы еле успевали покупать ему новые вещи. В общем, финансовое положение нашей семьи было критическим, и тогда я пообещал родным, что скоро у нас появятся деньги. Много денег!

– Наверное, каждый поступил бы так на вашем месте, – сказала я, чтобы как-то приободрить пенсионера, терзаемого угрызениями совести.

– Ну, не знаю, каждый, не каждый, но я начал зондировать почву. Мне были известны фамилии тарасовских коллекционеров, которых могли бы заинтересовать антикварные вещи царской эпохи, и я попытался наладить с ними контакты. И выяснилось, что один из них не так давно умер, второго посадили, а третий уехал за границу. Короче, ничего путного с реализацией антиквариата у меня не получилось. К счастью, ситуация с деньгами как-то разрешилась сама собой. Жене выдали зарплату, дочь пошла работать, я же сидел с внуком. – После недолгого молчания Степанов продолжил рассказ: – С тех пор прошло уже больше десяти лет. Знаете, со временем я как-то стал забывать про музейные экспонаты, спрятанные в Калиновке… Во всяком случае, я уже не думал каждую минуту – как бы их вернуть в наш тарасовский «Эрмитаж»? Вспомнить о них мне пришлось три года тому назад, когда дочь решила построить загородный дом. Она ведь у нас еще в начале века в бизнес ударилась, начала стройматериалами торговать, причем весьма успешно. Мои родители к тому времени умерли, вот Арина и задумала их дом снести, а на его месте поставить современный коттедж. Она спросила мое мнение на этот счет. Я не возражал, хотя снос дома был неизбежно сопряжен с хлопотами – предстояло куда-то перепрятать мой клад.

– Неужели после смерти ваших родителей драгоценности так и лежали в пустом доме? – удивилась я. – Вы не боялись, что их случайно найдет какой-нибудь бомж?

– Не боялся. Родительский дом стал нашей дачей. С весны по осень мы жили там с Лидией, дети приезжали к нам на выходные. Зимой, конечно, туда могли залезть погреться бомжи. Но с чего бы эти непрошеные гости принялись разбирать стену? Да и соседи приглядывали за нашим домом.

– Понятно, – кивнула я, давая ему понять, что можно двигаться дальше.

– Я долго думал, где бы обустроить новый тайник, а потом решил, что не стоит сильно мудрствовать, все равно никто не знает, что я обладаю такими несметными сокровищами, – Степанов чему-то горько усмехнулся, – поэтому и искать их никто не будет. В общем, я на какое-то время забрал футляр для молитвослова и песочные часы в городскую квартиру и положил их в ящик письменного стола, закрывавшийся на ключ. Правда, ключ я старался всегда держать при себе. Лида что-то такое заподозрила и поинтересовалась, что я храню в столе. Я попытался отшутиться, но она принялась настаивать на том, чтобы я показал ей, что лежит в ящике. Естественно, я отказался. Мне пришлось бы тогда рассказать жене о том, как попали ко мне эти музейные экспонаты, но я не был готов к таким откровениям. Супруга моя сдалась и перестала об этом спрашивать, но, как потом выяснилось, не забыла об этом инциденте.

– Представляю, как тяжело вам было хранить столько лет эту тайну, – посочувствовала я ему.

– И не говорите! – Сергей Федорович убедился, что нашел в моем лице единомышленницу, и продолжил рассказ: – Прошло еще несколько лет. Дочь с внуком переехали в Калиновку. Сын несколько лет тому назад окончил академию права и работал в милиции. У моей жены обнаружили онкологическое заболевание. Она угасала не по дням, а по часам… А тут еще Костик преподнес мне сюрприз, спросив: «Папа, а это правда, что много-много лет тому назад ты расследовал одно антикварное дело?» Отрицать это было бы бессмысленно, и я подтвердил, что случилось в моей практике и такое дело. Сын, надо сказать, уже хорошенько выпил, поэтому язык у него развязался настолько, что он не постеснялся спросить – брал ли я взятку, чтобы выгородить одну подозреваемую?

– Сергей Федорович, скажите, сын вас об этом один на один спросил или в присутствии других членов семьи? – уточнила я.

– В том-то и дело, что при всех – при матери, которая уже на ладан дышала, при сестре, для которой я всегда был непререкаемым авторитетом, и даже при своем четырнадцатилетнем племяннике. Такого я от родного сына никак не ожидал услышать! «Я взял крупную взятку, чтобы выгородить одну подозреваемую», – эта формулировка никак не соответствовала действительности! – возмутился Степанов и схватился рукой за сердце.

Я не знала, достиг ли уже его рассказ кульминации или впереди будет еще что-то более волнительное, поэтому спросила:

– Сергей Федорович, как вы себя чувствуете? Может, нам лучше прерваться?

– Ну нет, – возразил пенсионер, – раз уж я решился все вам рассказать, то прерываться не буду. Признаюсь, сердце немного кольнуло, но сейчас отпустило. На чем мы остановились?

– На щекотливом вопросе вашего сына, – напомнила я. – Что вы ему ответили?

– Признаюсь, я тогда сильно вспылил. Костик понял, что сболтнул что-то не то, и поспешил извиниться передо мной. Я полагал, что инцидент на этом исчерпан, но оказалось, что всем домашним та история глубоко запала в душу. Как-то случайно я подслушал, что Саша, внучок, спрашивал у своей матери – как, по ее мнению, я уже продал антиквариат или нет? Правда, Арина осадила его. Мол, не болтай глупости, а то еще дед услышит и рассердится! А сама потом с матерью шушукалась – могло ли быть такое на самом деле?