Бенефис мартовской кошки - Дарья Донцова Страница 4

– Не очень хорошо, – слабо кивнул мужик, – прямо в глазахпотемнело, наверное от духоты. Бога ради, Даша, принесите стакан воды. В буфетенебось очередь, тут туалет есть, если выходить не в фойе, а в боковую дверь,можно и из-под крана налить, – и он протянул мне складной стаканчик.

– Сейчас, сейчас, – засуетилась я и выскочила в маленькийпредбанничек, который отделял директорскую ложу от общего коридора. Навернякатут имеется капельдинер. Этакая женщина в форменном костюме и с пачкойпрограммок в руке.

В крохотном тамбуре не было никого из лиц женского пола,только у окна стоял мужчина, одетый в темно-синий костюм не слишком хорошегокачества.

– Простите, – обратилась я к нему, – вы не видели тутдежурную?

– Хотите программку купить?

– Нет, мне нужна женщина, которая смотрит за порядком вложе.

– Здесь работаю я.

– Простите, где можно взять воду?

– В буфете.

– Тут где-то есть туалет.

– Вы собираетесь пить из-под крана?!

Я внимательно поглядела на парня. Странный какой, оченьбледный, лоб потный, руки дрожат.

– Нет, конечно, просто моему спутнику плохо с сердцем.

Мужчина протянул мне маленькую бутылочку минералки, которуюдержал в руке.

– Держите, сейчас дам валокордин, он у нас тут на всякийслучай рядом. – Не успела я моргнуть, как он сунул мне пузырек: – Вот,пожалуйста.

Я вошла в ложу и спросила:

– Сколько капель вы пьете обычно?

– Обычно я ничего не пью, – попытался улыбнуться Стас. –Здоров, как бык.

Ему явно было плохо. Цвет щек синюшный, на лбу выступиликрупные капли пота, глаза обведены черными кругами. Я повертела в рукахпузырек.

– Сколько вам лет?

– Больше сорока, а что?

– Просто я слышала, будто количество капель валокординадолжно совпадать с числом прожитых лет. Давайте остановимся на четырехдесятках?

Стас согласно кивнул и покорно выпил прозрачную пахучуюжидкость, а потом залпом опустошил бутылку, на дне осталась пара капель. Явзяла пустую бутылочку, пузырек и вышла в предбанник, чтобы отдать служителю.Но мужчина в синем костюме словно испарился. Тут прозвенел звонок, маленькоепространство мигом наполнилось людьми, народ потянулся в ложу. Я сунулалекарство и пластиковую емкость в свою сумочку, верну капли после концерта, абутылку выброшу в урну. Пробравшись на свое место, я хотела было спросить успутника, не стало ли ему легче, но тут грянула бравурная музыка, и яуставилась на сцену. Второе отделение было намного лучше, потому что в немпринимала участие молодая певица с мощным меццо-сопрано. От девушки волнамиисходила энергетика, чувствовалось, что она талантливый, яркий человек, поэтомузал замер, изредка взрываясь бурными аплодисментами.

Пару раз я бросала взгляд на Стаса. Наши места былипоследними в ряду, и мой спутник сидел, привалившись к стене с закрытымиглазами. Лицо его было спокойно, похоже, Комолову стало намного лучше, и оннаслаждался чудесным пением. Сейчас, прокручивая назад ленту событий, яискренне удивляюсь: ну почему, увидав его, бледного, с сомкнутыми веками, я неподняла шум? Но справа от меня сидела дама, а чуть впереди покачивалась в тактпению пожилая пара, и все как один с закрытыми глазами. Отчего я не насторожилась,когда в перерыве между ариями Стас не начинал бурно хлопать в ладоши? Ведь залзаходился в овации, но люди, находившиеся в ложе, даже и не думалиаплодировать. Наверное, среди тех, кто получает контрамарки в директорскуюложу, считается дурным тоном столь откровенно выказывать восторг. А главное, яне ждала ничего плохого, представьте теперь мое удивление, когда послеокончания концерта Стас даже не шелохнулся.

Я подумала, что он все еще во власти мелодии, и тактичноподождала пару минут. Но когда ложа опустела, не выдержала и осторожнокоснулась плеча Комолова:

– Стас, кино закончилось.

Ноль эмоций. Я ухмыльнулась. Прикидывался ненормальныммеломаном, не захотел пропустить концерт даже в день, когда его бросила жена,и, пожалуйста, заснул!

Я потрясла Стаса:

– Просыпайтесь, пора домой.

Ответа не последовало. Тут в ложу заглянула женщина, летпятидесяти пяти, одетая в темный костюм.

– Прошу вас, – безукоризненно вежливо, но твердо сказалаона, – толпа на лестнице рассосалась, можно пройти на выход.

Я улыбнулась:

– Понимаю, конечно, что глупо, но мой спутник заснул, вот япытаюсь его разбудить.

Служащая мягко улыбнулась в ответ:

– Подобное случается чаще, чем вам кажется. Не так давно,например, один очень большой начальник, депутат из демократов, не стану вамназывать его фамилию, заснул в этой ложе прямо во время концерта Плетнева.Представляете, за роялем гениальный пианист, за пультом не менее гениальныйСпиваков, а из директорской ложи слышны раскаты молодецкого храпа. Уж жена еготолкала, толкала, еле добудилась.

Она помолчала и добавила:

– Вообще принято считать, что интеллигентный человек обязанчитать Достоевского и слушать классическую музыку. Но посмотрите в метро,что-то все держат либо Маринину, либо Головачева. А насчет музыки… Знаете,сегодня в этом зале больше половины сидело тех, кто пришел из-за престижностимероприятия. Все-таки Анна Ветрова пела, она редко балует московскихпоклонников.

– Почему? – удивилась я.

Капельдинерша грустно ответила:

– Московский соловей, так зовут ее в консерватории, давноулетел на Запад. Анечка поет теперь на лучших сценах мира, наше государство нехочет платить денег талантливым людям, считается, что выступать в Большом залеогромная честь, но ведь людям хочется кушать! Вот и уезжают, кстати, я помнюАнечку студенткой, бедной провинциальной девочкой, которая поставила передсобой цель взобраться на вершину музыкального олимпа. Следует признать, Аняпреуспела, она фантастически трудолюбива. Талант, конечно, хорошо, только ондолжен идти рука об руку с усердием. Знаете, сколько я перевидала молодых людейс уникальными задатками, которые исчезли в никуда? Не хотели трудиться и сгинули,а Аня при довольно скромных возможностях превратилась в звезду. Впрочем,извините, разболталась, давайте будить вашего спутника.