Столик в стиле бидермейер - Мария Баганова Страница 4

Да, Анна Федоровна в своем репертуаре. На бедную Надю она давила немилосердно. А Надя нежная, мягкая, ее надо было жалеть и баловать. Вот нам бы мамами поменяться! Я бы дала отпор ее учителке, а Надежда легко нашла бы общий язык с моей трепетной ближайшей родственницей. А так… А так Надежда просто сломалась. Не воспитали в ней ни характера, ни воли, ни твердости… Все решения за нее всегда принимала мать, и Надя так и осталась бесхарактерным наивным ребенком.

– А вот около шести лет назад появился Андрей, – сообщила Надя. – Это мой муж. – Ее щеки чуть порозовели. – Я устроилась на работу к нему на фирму: ему целая сеть аптек принадлежит. А потом он стал за мной ухаживать… Ну мы и поженились.

– Ну и как? Ты довольна? – поинтересовалась я.

– Он такой хороший, – потупилась Надя. – Я за ним как за каменной стеной. Андрей всегда все знает, сам принимает решения. С ним даже мама не спорит! – В последних словах прозвучала гордость, граничащая со страхом.

Я не возражала: мужчина, способный поставить на место Анну Федоровну, достоин уважения. В глазах Нади он наверняка выглядел гибридом супермена и царя Соломона. Как раз такой мужчина и нужен этой сорокалетней инфантильной девочке. Впрочем, у инфантильности есть и обратная сторона: Надя ничуть не постарела. Ни единой морщиночки, кожа гладкая, как у младенца. Лет двадцать восемь – двадцать девять – максимум, что ей можно было дать. Только какая-то нервозность появилась, словно она постоянно кого-то боялась. Неужели до сих пор мамы?

– Знаешь, а у меня Карина живет, – сообщила она так, словно сознавалась в чем-то недостойном.

– Карина? Кулярева?

Я вспомнила высокую худую девицу. Не слишком умную, нагловатую; в школе после одного печального происшествия они с Надей подружились.

– Да, – кивнула Надя. – Мы с ней встретились… Года три назад. На улице. Ее муж бросил, она с ребенком… Сильно нуждалась.

– И ты взяла ее к себе, – продолжила я, снимая кастрюльку с плиты, – в услужение?

– Ну да… то есть нет. – Надя кивнула и покраснела. – Не то чтобы в услужение… Ты не подумай. Ну просто она у меня живет, по дому помогает. Я ей деньги даю… Не плачу, а просто, когда ей надо.

– Ясно. Ну буду рада и с ней встретиться.

Тут я соврала: вот уж кого, а Карину я никогда не любила. Но кто старое помянет…

– А как твоя мама относится к тому, что Карина с вами живет? – поинтересовалась я.

– Очень хорошо.

Наверняка боевой характер Карины больше импонировал педагогине на пенсии, чем послушание ее собственной дочери.

– А твой муж?

– Ему все равно. Хочешь посмотреть, как я живу? – предложила Надя. – Будем друг к другу в гости ходить.

– С удовольствием!

Я вручила Надежде ее бидончик, и мы пошли. До сих пор я никогда не прогуливалась в ту сторону: мне не нравилась их улица из одинаковых красно-кирпичных особняков за высокими заборами. Не понимала и не понимаю: какой смысл возводить величественное здание по индивидуальному проекту, чтобы спрятать его за уродливым забором? Дом слишком велик, чтобы любоваться им с участка, а с улицы его тоже не видно… Абсурд!

– С кем вы тут общаетесь? – Я посмотрела по сторонам.

– Вот с Кудриловыми… – Надя указала на следующий участок.

– А еще с кем?

Надя растерянно огляделась вокруг:

– Да ни с кем, наверное.

Заборы! Что с ними поделаешь?!

Дом у Нади был роскошный. Впервые моя уютная дачка показалась мне простой хибарой. Я быстро сообразила, кого имела в виду тетя Нюра, когда говорила о дамочке, скупавшей старину.

– Мне говорили, что ты стариной интересовалась и вещи покупала, – сказала я, рассматривая упоминавшийся тетей Нюрой сервант. – А еще мне говорили, что ты какой-то столик приобрела, замечательный. Покажи!

– Столика пока нет. – Надя смущенно пожала плечами. – Он у реставратора. Привезут через неделю.

Навстречу Наде выбежала девочка лет четырех: чумазое дитя с перепачканной клубникой мордашкой. В левой руке у нее была растерзанная Барби.

– Твоя? – спросила я. – Чего ж ты молчала?

– Нет, – вздохнула Надя, обнимая девочку. – Поздоровайся с тетей. Катя, это Верочка, дочка Карины. У меня родить не получается, – грустно закончила она.

Верочка выпалила невнятно: «Здравствуй» – и понеслась в кусты. Оттуда на нас затявкала крошечная собачка.

– Это Ундина, наша чихуахуа, – объяснила Надя.

Мне стало ее жаль: у Карины – дочка, у нее – собачка. Каждому – свое.

Мы прошли в дом.

– Карина такая прелесть! – восклицала Надя. – Что бы я без нее делала? Видела бы ты, в каком состоянии был тот столик! Весь исцарапанный, в выбоинах. Хорошо, хоть вышивка не пострадала: ее догадались стеклом прикрыть. Карина нашла реставратора, сама столик туда отвезла, сама обо всем договорилась.

– А как она реставратора выбрала? – поинтересовалась я.

– А ей тетя Майя посоветовала, – ответила Надя. – Помнишь такую?

Как не помнить! Это была наша учительница рисования. Женщина яркая и юморная.

– Она сюда часто приезжает. И еще другая бывает… Татьяна Романовна.

Я хорошо помнила всех троих. Они дружили еще в школе: Анна Федоровна – Надина мама, Майя Ивановна и Татьяна Романовна. Хотя, если честно, Аннушка с Романовной друг другу подходили – обе метрессы. А Майя Ивановна как-то не вписывалась. Слишком она была для этого трио… нормальная. Житейская. Без зауми. Да и предмет не вышел – рисование и черчение. Это ж не физика какая-нибудь! Или биология.

Зато ученики тетю Майю любили. Я это знаю точно, хоть и имела по ее предмету одни трояки. Ну не дано мне прочертить ровную линию! Зачем заставлять? Никогда этого не понимала. Кто-то аккуратист, кому-то это легко дается, а у меня руки не из того места растут. Что ж тут поделаешь? Тетя Майя это тоже понимала и, закрывая глаза на многое, вытягивала мне тройку.

Зато я ходила к ней в кружок рисования. Там было интересно. Там я могла воплощать свои сумасшедшие идеи и рисовать фантастические пейзажи с фиолетовыми или розовыми деревьями. И драконов: они прятались между деревьев или сидели, сложив крылья, на скалах.

– Ты задержалась, Надя, – услышала я строгий голос учительницы. – Я начала волноваться.

– Прости, пожалуйста, мамочка, – виновато пролепетала Надя. – Просто… Посмотри, кого я встретила. Это Катя Тулякова. Помнишь ее?

– Помню. – Анна Федоровна явно колебалась: не в ее стиле было просто так спустить своей сорокалетней девочке лишние пятнадцать минут отсутствия, но и устраивать сцену при мне не хотелось. – Здравствуй, Катенька, – дружелюбно улыбнулась она. – Уверена, Катя не заставляет свою маму так переживать.