Серый кардинал - Дик Фрэнсис Страница 39

Раскрашенные плакаты обещали: «ТОРЖЕСТВЕННОЕ ОТКРЫТИЕ. МИССИС ОРИНДА НЭГЛ. 3.00 и ДЖОРДЖ ДЖУЛИАРД. 3.15». В 5.30 они оба еще присутствовали и пожимали руки всем вокруг.

Драгоценная Полли увидела, что у ворот остановился черный лимузин, и по сухой пыльной траве заспешила ко мне с приветственными словами.

— С днем рождения, Бенедикт, счастья вам. Вы выбрали лошадь?

— Он вам сказал? — Я посмотрел через поле туда, где на «мыльном ящике» стоял отец, окруженный коллекционерами автографов.

— Он весь день витает в облаках, как воздушный змей. — Улыбка Полли стала шире на несколько дюймов. — Он говорил, что вначале привез вас в Хупуэстерн как витрину для кампании. И здесь впервые узнал вас. Он хотел подарить вам что-то такое, что бы вам понравилось, и поблагодарить за все, что вы сделали...

— Полли!

— Он сказал, что не понимал, как много для вас значит то, от чего он просил вас отказаться, — пойти в университет и бросить скачки. А вы не взбунтовались, не ушли и не проклинали его. Он хотел дать вам лучшее, что в его силах.

Я сглотнул.

Отец увидел меня с другого конца поля и помахал рукой. Полли и я пошли к нему и остановились за спинами соискателей автографов.

— Ну? — спросил он через их головы. — Тебе понравилась какая-нибудь?

Я не придумал подходящих слов. А он смотрел мне в лицо и улыбался тому, что прочел на нем. И вроде бы остался доволен моей потерей способности говорить. Он сошел с «мыльного ящика» и направился к нам, направо и налево подписывая книги и открытки. Наконец он приблизился на расстояние протянутой руки и остановился.

Мы с большим пониманием смотрели друг на друга.

— Ну, давайте, — нетерпеливо подтолкнула меня Полли, — обнимите его.

Но отец покачал головой, и я не дотронулся до него. Я понимал, что у нас нет традиции выражать чувства или приветствия. А до этого момента у нас и не было сильных обоюдных эмоций, которые хотелось бы выразить. Мы никогда не пожимали друг другу руки, не говоря уже об объятиях.

— Спасибо, — сказал я.

Короткое слово совсем не отражало моих чувств. Но он кивнул: достаточно.

— Мне надо поговорить с тобой об этом, — добавил я.

— Ты выбрал какую-нибудь?

— Более-менее, но сначала я хотел бы поговорить с тобой.

— Тогда за обедом. — Прекрасно.

Вполне оправившаяся Оринда тепло улыбалась мне. Макияж скрыл оставшиеся отметины. Потрясенная, испуганная женщина в забрызганной кровью одежде, — все перекрыла Жена Кандидата, фигура номер один при открытии праздников и естественная приманка всех камер и объективов.

— Бенедикт, да-а-а-агой! — По крайней мере у нее не было запретов на объятия, и она театрально обняла меня на потребу публике. Оринда пахла нежно и сладко. Сегодня она выбрала платье цвета меди с зелеными в тон глазам кружевами. А Полли рядом со мной оцепенела в доисторической реакция муравья на стрекозу или Марфы на Марию.

Драгоценная Полли. ДРАГОЦЕННАЯ Полли. Внешне я был слишком молод, чтобы выразить ей свое понимание и сочувствие. Я бы только оскорбил ее, если бы предложил утешение. У драгоценной Полли на губах виднелись остатки ужасной губной помады, на шее висело тяжелое ожерелье из янтарных бусин, а из-под платья грязновато-зеленого цвета выглядывали грубые сандалии из ремешков. Мне нравились обе женщины. Но, как свидетельствовали их туалеты, они никогда не будут нравиться друг другу.

Инстинктивно я посмотрел через плечо Оринды, ожидая увидеть за ее спиной вечного Анонимного Любовника на своем посту. Но Уайверн раз и навсегда покинул Хупуэстерн как дорогу к власти. На его месте за спиной Оринды грозно вырисовывался Леонард Китченс со слюнявой усмешкой под неконтролируемыми усами. За ним по пятам с мрачным видом тащилась миссис Китченс.

Ушер Рудд с обычной злобной назойливостью бродил по полю, стараясь поймать и сфотографировать людей в невыгодных для них позах. Интересно, когда он поймал мой взгляд, то притворился, что меня не видит, и моментально растворился в толпе. У меня не было иллюзий, будто он желает мне всего наилучшего.

Мервин Тэк, окруженный свитой преданных активистов, упорно твердил, что нынешний полдень принес успех. Он отвез отца и меня назад в «Спящий дракон». Четыре дня до выборов. Целая вечность, подумал я. За хорошим обедом в отдельной комнате отеля я рассказал отцу о двух лошадях Сталлуорти.

Флегматичный гнедой стайер и нервный спринтер с черной гривой.

— М-м-м... — протянул он, нахмурившись, — ты любишь скорость.

Возьми с черной гривой. В чем причина колебаний?

— Имя лошади, которую я хочу взять, может огорчить тебя. Я не могу изменить имя, это не разрешается, потому что он уже принимал участие в и скачках. Поэтому я не взял лошадь, не получив твоего согласия.

— Что же это за имя, которое может огорчить меня? — Отец вытаращил глаза.

— Будущее Сары, — после паузы ровным тоном произнес я.

— Бен!

— Его мать была Сара Джонс, а жеребец-производитель — Яркое Будущее. Для скакуна это хорошие производители.

— С черной гривой?..

— Нет, — возразил я. — Другой. Я хочу взять его. Он еще никогда не выигрывал, хотя приходил вторым. У новичка шире — лучше — выбор скачек.

И, кроме того, у него правильные чувства. Он смотрел мне вслед.

Отец рассеянно крошил хлеб.

— Ты, — наконец проговорил он, — ты буквально будущее Сары. Разреши мне сказать, что она была бы очень довольна. Утром я позвоню Сталлуорти.

С приближением дня выборов охота за голосами вовсе не потеряла темп.

Последние три дня лагерь Джулиарда провел в непрекращавшемся вихре. Я ездил на «рейнджровере» с утра до ночи. Три раза колесил по Куиндлу и его окрестностям. Я столько раз свинчивал и разбирал «мыльный ящик», что мог бы делать это во сне. Я нагружал и разгружал ящики с листовками. Я гугукал с младенцами и играл в мяч с дошкольниками, пожимал бесчисленные руки и улыбался, улыбался, улыбался. И с удовольствием думал о Будущем Сары. В среду, в последний вечер, отец пригласил помощников и активистов в «Спящий дракон» на ужин благодарности. Пол Бетьюн устраивал такой же ужин в зале ратуши.

Кавалькада Бетьюна несколько раз пересекала нашу дорогу. Их мегафоны громче, их цирк на колесах больше. Их транспорт не раскрашенный «рейнджровер», а сдвоенный автобус без крыши, одолженный у штаб-квартиры его партии.

Призывы Бетьюна повсюду следовали за ним. «Деннис Нэгл не знал жизни и был старомодным. Выберите Бетьюна, вашего земляка, знающего все о ваших проблемах».

Недавний опрос мнения избирателей показал, что Бетьюн на несколько пунктов впереди. Титмесс и Уистл вообще не упоминались.

«Газета Хупуэстерна» отметила окончание избирательной кампании, просто протрубив «Конец грязных махинаций», и болтала о «новой морали», не давая определения, что это такое. Редактору, инстинктивно поддерживавшему Бетьюна, пришлось прогнать Ушера Рудда. Но несмотря на это, и газета и снимки Рудда стали лучше продаваться, и каждый из них набирал очки в собственных целях. Редактор завяз в выдуманной им самим дилемме, с веселым изумлением подумал я. Отец благодарил своих верных работников.