Когда отступит тьма - Майкл Прескотт Страница 39

Недолгая поездка привела его к расселине, там он опустил еще не пришедшую в сознание девушку, обвязав ее веревкой под мышками.

В ту ночь он воскуривал ладан, высвобождая ее подлинное эго, которое говорило с ним и прорекло свою судьбу. После этого, разумеется, он сделал то, что был должен, лицо его было в маске, острый нож наготове, вода для омовения и венок из листьев тоже.

Потом он ждал знака искупления, но тщетно. Враги по-прежнему мучили его. Проклятие не было снято.

До сегодняшнего дня он не понимал. Теперь начал подозревать, что Шерри была всего лишь приманкой для более значительной жертвы.

Возможно, такой жертвой предназначено стать Эрике. Возможно, и нет. Это решение принимать не ему. Существует судьба. Существует план его жизни, начертанный еще до рождения. Существует…

— Мойра, — произнесла Эрика.

Роберт отчетливо расслышал это слово, вырвавшееся из ее горла под воздействием чужой воли. Но голос был не совсем ее — каким-то хриплым баритоном, гортанным шепотом.

И снова:

— Мойра.

Губы ее шевелились, или, может, то была лишь игра света лампы.

— Открой мне судьбу этой, — сказал Роберт.

Эрика содрогнулась, тяжело задышала, потом хлынул быстрый поток монотонных слов:

— Эта умрет. Жертвой за грехи. Умрет ради катарсиса. Ради очищения кровью. Без крови нет противодействия загрязнению, смертоносному загрязнению, которое через десять лет уничтожит все живое. Эта умрет.

Роберт вздохнул.

— Эта умрет, — повторила Эрика, голос ее был тихим и настойчивым, будто шепот его мыслей.

Роберт понурился, у него жгло глаза от подступающих слез. Хотя он и ждал этого, но все же надеялся на другой ответ. Однако ослушаться не мог.

— Будет эта жертва принята? — монотонно спросил он, голос его стал таким же хриплым, как у Эрики. — Первая была отвергнута. А если нет, значит, оказалась недостаточной.

Долгое молчание. Затем послышался ответ, торжественный и тихий.

— Эта принесет тебе благосклонность, — прокаркал голос божества.

— Достаточную? — спросил он.

И получил ответ, медленный, неохотный, как бы вытащенный из горла той, что произносила его.

— Эта освободит тебя…

Роберт коснулся лица и ощутил влагу. Он хотел освобождения, но не таким образом.

Он ждал еще слов, но их не последовало. Слышалось лишь легкое гудение водоносного пласта да медленное, ровное дыхание женщины, лежавшей на столе в глубоком сне.

— Прости, сестричка, — произнес он и закашлялся. Во рту у него внезапно пересохло, горло перехватило.

Дым иногда оказывал такое воздействие. Дым.

Роберт подошел к столу и встал над Эрикой, коснулся ее золотистых волос, слегка мерцающих в керосиновом пламени.

Она сказала ему, как он и предвидел. Он не мог спорить. Однако был печален. За обоих.

Но раз это судьба, он примет ее. Сделает, как указало ее высшее эго. Не подведет ни ее, ни свою судьбу.

Гладя длинные локоны Эрики, он прошептал:

— Как хочешь.

Она вздрогнула и вдруг проснулась, веки ее трепетали, будто крылья мотылька.

— Роберт?

— Как хочешь, — повторил он, словно благословляя.

Эрика замигала, глядя на него расширенными от древнего животного страха глазами, потом опять погрузилась в сон, и голова ее вяло откинулась набок.

— Отдыхай, — сказал Роберт. — Отдыхай, сестричка. Сегодня ночью я предам тебя закланию, погружу руки в твою кровь и смою грех. Ночью, после восхода луны, когда смотрит Мать. Сегодня ночью.

На последнем слове голос его дрогнул, и он больше не говорил ничего, лишь гладил ее волосы и смотрел, как она спит.

Вскоре Роберт взял свой фонарик и покинул зал, идя прежним маршрутом по боковому коридору. Свет керосиновой лампы освещал задники его ботинок, потом стал тускнеть, и наконец впереди был лишь бледный круг от луча фонарика, позади дым и темнота, а из темноты слышался ее голос, слабый, полусонный, зовущий:

— Роберт…

Он чуть было не повернул обратно, ему показалось, что сестра, вновь маленькая девочка, заблудилась в лабиринте и, плача, зовет его.

Потом вспомнил, что они уже не дети, и торопливо продолжил путь, а голос Эрики замирал в отзвуках и наконец перестал тревожить его.