Час абсента - Нина Вадченко Страница 37

— Жить будешь, вставай. Пора объясняться с милицией.

— Лучше бы вы их не вызывали. С самого начала было понятно — убивать не будут. Они били деловито, но беззлобно. Им заплатили, они свою работу сделали. При чем тут милиция? И машину наверняка через пару кварталов найдем.

— Думаю, тебя за любопытство отколошматили.

— Оперативно работают, гады. — Роман пошевелил челюстью и удивился: — Надо же, болит, но функционирует. Кто же их послал? Дельце у нас интересное. Мы следим, за нами следят, и, кажется, за теми, кто за нами следит, тоже следят. Тотальная слежка, а по морде получаю я один. Несправедливо. Ух, доберусь я до главного кукловода, задницу ему надеру.

— Для начала свою подними и на стул попытайся сесть, — посоветовала Инна.

Роман со стонами и причитаниями стал собирать себя по частям. Как только ему удалось сесть за стол, зазвонил мобильник.

— Алло, — без особого удовольствия отозвался Роман. Никуда идти, тем более бежать, он был не в состоянии.

Инна старалась услышать хоть словечко из разговора. Роман слушал, мрачнел и, наконец, сказал:

— Я подумаю, что можно предпринять. Не спускай с нее глаз.

— За кем ты еще хвост пустил? — не удержалась от вопроса Пономаренко.

— За всеми. Мне не нравится этот союз любящих сердец.

— Красиво сказано, Ромочка: союз любящих сердец.

— Это не мое изобретение, это из лексикона американской мафии, она заключала контракты любящих сердец. Наша серая мышка зашевелилась. Надюнчик выскочила с работы и помчалась пленки проявлять.

— Надюнчик? Вот это да! По моим сведениям, еще полчаса назад она была пьяна в стельку. Что-то в этой конторе быстро трезвеют! Или рядятся в шкуры пьянчужек, а потом разбегаются по неотложным делам. Гренадерша за руль села, Надюнчик бегает по городу.

— Причем, заметьте, выбрала дальнюю точку, а не ближайшую. Если фотки обычные, то какого рожна ей лишние километры наматывать? Значит, на пленочках что-то тайное имеется. Вот бы изучить! Как вы на это смотрите, Инна Владимировна?

— Почему я? — догадалась Пономаренко, куда клонит Роман.

— Потому что вы с ней знакомы. Невзначай повстречаетесь, невзначай разговоритесь, невзначай поинтересуетесь.

— Рома, ты уже свое получил, теперь меня толкаешь под чьи-то кулаки?

— Хорошо, сделаем по-другому. Мой человек исхитрится и вытащит у нее номерок, или что там дают, а вы по этой бумажке получите фотки. Это выход.

— Не хочу, — отбрыкивалась Инна.

— Да что с вами такое делается, Инна Владимировна? Мы идем по следу, а вы буксуете, когда такое было?

— Гонорары не вдохновляют.

— Так, некогда болтать, я звоню и приказываю Надюнчика пощипать.

— Не надо, говори, где она, сама что-нибудь придумаю.

— Вы только фотографии добудьте, не важно как, хоть силой, но принесите. Чувствую, там кое-что есть. Здесь потеряли, там найдем.

Инна шла в заданном направлении и ругала себя за покладистость и мягкотелость. Ну почему она не смогла сказать «нет»? Жила бы себе спокойно, могла бы пойти на работу, или домой, или к друзьям, или разыскать Серпантинова. Они пообедали бы в каком-нибудь уютном ресторанчике, поговорили бы о приятных вещах. Алексей оказался совершенно не похожим на озабоченных бизнесом роботов. Вчера поделился, что купил себе золотую рыбку. Она плавает в аквариуме, и он может смотреть на нее часами и мечтать.

Эх, вместо приятного собеседника ей придется встречаться с Надюнчиком и клянчить у нее фотографии. Инна представила реакцию Надежды, и настроение окончательно испортилось. И еще Пономаренко поняла, что она ничего не знает о Наде. Обо всех уже можно было что-то сказать, а Надежда всегда держалась в тени, отмалчивалась, когда другие высказывались.

«Серая мышка или хитрая лиса? — размышляла Инна. — Вполне возможно, что она бережет нервы и здоровье, потому что… потому что беременна. А что, если подойти и в лоб сказать: «Что-то ты бледненькая сегодня, ну не волнуйся, с беременными это бывает». Если побледнеет или смутится, значит, это с ней Любунчик разговаривала. Тогда фотографий мне не видать как собственных ушей».

Надежда появилась довольно быстро, очевидно, договорилась о срочном выполнении заказа, а Пономаренко так ничего и не придумала. Она выбрала самый простой вариант — пристроилась сзади, вошла следом и пряталась за витриной, пока Надежда получала фотографии. Из своего укрытия Инна видела, как лихорадочно Надежда просматривает снимки, как у нее дрожат руки и выступает пот над верхней губой. Недолистав стопку, Надя тихо ойкнула, испуганно оглянулась на девушку-приемщицу, бросила фотографии в пакет и быстро пошла к выходу. Инна — за ней. Что говорить, как действовать, уже не важно, теперь главное для Пономаренко было заполучить фотографии.

Они выскочили на улицу, и журналистка буквально перегородила Надюнчику дорогу.

— Покажите фотографии! — приказала Инна.

— Ни за что! — Надежда спрятала пакет за спину. — Вы не имеете права!

— Я знаю, что там, — нагло блефовала Пономаренко, — не упрямьтесь. Отдайте!

— Так это вы мне их прислали? — побледнела Надежда. Она так испугалась, что даже не уловила несоответствия в утверждениях журналистки. Если та знала содержимое фотографий, на кой черт ей требовать их обратно?

Что говорить дальше, Инна не знала. Надежда в свою очередь не знала, как действовать. Так они и застыли посредине тротуара: Инна — с протянутой рукой, Надежда — с фотографиями за спиной. Насколько бы затянулась немая сцена, неизвестно.

Неожиданно из-за угла выскочил парень на роликах. Инна его видела, Надежда нет. Он быстро подкатил к Надюнчику, выхватил пакет с фотографиями и на скорости умчался прочь. Та даже закричать не успела. Она тупо посмотрела на свои пустые руки и прошептала.

— Мне плохо, мне плохо…

Инна подхватила слабеющую на глазах Надежду и поволокла на ступеньки фотомагазина.

— Вы что, в положении? — спросила Пономаренко, как и наметила раньше, прямо в лоб.

Надя отрицательно покачала головой.

— Кто украл у меня фотографии? — Надежда хватала ртом воздух и с трудом выдавила из себя вопрос.

— Это мой человек, — не моргнув глазом соврала Инна, — вы же не хотели отдать их добровольно.

Пономаренко решила, что если не суждено увидеть фотографии, так надо хоть выудить из Надюнчика побольше информации.

— Вы чудовище, вы даже страшнее, чем я предполагала. — Надежда смотрела на журналистку как смертельно раненный зверь на гладиатора: убила бы, да силы на исходе.

— Что это за фотографии?

— Сами знаете! Чего спрашивать? Вы же мне пленку подкинули.

— Надя, ну подумайте, если бы эти фотографии были мои, на кой черт мне их у вас клянчить?