Проклятая реликвия - Майкл Джекс Страница 34

Свернув из Еврейского переулка на Фиш-стрит, Фальконер увидел толпу в дальнем конце улицы. Там находились дома наиболее выдающихся членов еврейской общины. Но они выдержат напор толпы. Дома там каменные, с прочными дубовыми дверьми. Приглядывая вполглаза за бурлящей толпой, освещенной факелами и напоминающей сцену из ада, Фальконер мимо лавок добрался до нижнего конца Фиш-стрит. Иехозадек, Ханна и Самсон жили в соседних домах, а Беласет чуть дальше, вплотную к галереям церкви святой Фридесвиды, сразу за синагогой. Иногда пение талмуда странным образом сливалось с шумом религиозной процессии, идущей к усыпальнице святой. Но сегодня единственным звуком был отвратительный, нестройный рев разъяренных людей, стремящихся нанести ущерб. И рев этот приближался.

Фальконер негромко постучался в дверь Беласет, надеясь, что женщина поймет — это еще не толпа. Филенка скользнула в сторону, и Фальконер увидел за решеткой пару карих глаз.

— Беласет, это я, Уильям Фальконер. Не нужно меня впускать. Я только хотел убедиться, что вы в безопасности. Вы видели Иехозадека?

Темные карие глаза смотрели спокойно.

— Не бойтесь за него, магистр Фальконер. Он здесь, со мной. И сын тоже. Я сказала Дьюдону, что он должен остаться дома и защищать нас.

Фальконер заметил веселый блеск ее глаз. Оба понимали, что это она оберегает сына, а не наоборот. Он увидел, что глаза прищурились, и представил себе ее улыбку.

— Ханна и Самсон привели рабби сюда и тоже остались с нами. Спасибо за заботу, но теперь вам следует позаботиться о себе.

— А вы не знаете, почему народ впал в бешенство?

Фальконер, несмотря на толстую дверь, услышал тяжелый вздох.

— Разве нужна причина, когда и высочайшие люди в этой стране так безобразно к нам относятся? Но Ханна говорит, что слышала от торговца ножами, что снимает у них лавку, будто ходят разговоры о ритуальном убийстве в Броукен-Хейз. Тот, кто нашел тело, разумеется, обвинил нас.

— Ритуальное убийство… — Фальконер пришел в смятение. После нелепой истории об убийстве ребенка в Линкольне лет пятнадцать назад появилось множество жутких рассказов о еврейских ритуалах, так что достаточно было неосторожного замечания, чтобы устроить нападение на местных евреев. Неужели Джон Хэнни спустил их с поводка? И как он это сделал — случайно или затаив в сердце злобу? Так или иначе, но юношу необходимо найти.

В гаснущем свете свечей в нефе, в центре лабиринта, стоял Роберт Ансельм, далекий от переполоха в еврейском квартале. Вокруг него на полу нефа размещались шесть полусфер. Они напоминали лепестки розы, а сама дорожка лабиринта была стеблем цветка. Каждая полусфера символически отображала свойства мира. Он медленно поворачивайся на месте, отдельно медитируя у каждого входа. Первым шел Минерал, следующим — Растение. Дальше — Животное, а за ним — Человек. Два последних были Ангельским и Безымянным Седьмой точкой являлась центральная плита у него под ногами — Озарение.

Ансельм вспоминал события более чем тридцатилетней давности, когда он отчаянно нуждался в озарении, чтобы справиться с величайшим бедствием, которое обрушилось на него с появлением реликвии. Предполагалось, что реликвия — это ответ на молитвы аббатства Осни и его спасение. Слухи о ее прибытии возникли за три дня и вызвали величайший ажиотаж среди братьев. Даже юный Ансельм сначала радовался этой новости. Чтобы содержать аббатство, требовалось много денег, а их в последнее время было все меньше. Паломники могло все исправить. Роберт Ансельм понимал это.

Братьев Петрока и Питера переполняло благоговение перед реликвией. Они без остановки болтали с монахами, заканчивая по своей привычке друг за другом фразы.

— Ничего удивительного, брат Роберт. Частица…

— …Истинного Креста, здесь…

— …в Оксфорде. В нашем аббатстве.

Однако прошло совсем немного времени, и аббат предупредил каждого, чтобы все помалкивали. И Роберт Ансельм больше не ликовал. Нет, теперь он чувствовал себя подавленным. Потому что к этому времени он узнал смертельную тайну и, как-то вечером, поднимаясь с колен после молитв, начал задыхаться. Петрок и Питер помогли ему выйти из часовни на свежий воздух, и там он набрал полную грудь сладкого воздуха. Но во рту остался горький привкус. Его вырвало. Потом он скрыл свои подлинные чувства, со стоном опустив голову между колен. Нечленораздельный звук, который оба брата сочли разочарованием из-за того, что реликвии не будет. Они оставили его, и он взял себя в руки. На следующее утро он с трудом поднялся с кровати, хотя еще не было трех утра. Не самое сложное дело, потому что он не спал всю ночь.

Обязанности звали его в кухню, но он начал свои дневные дела с тяжелым сердцем. И после этого дневные дела поглотили его. В эту ночь, тридцать лет спустя, он начал свой путь к выходу из лабиринта. Дорога наружу олицетворяла Согласие — и действие в мире.

Фальконер пересек Фиш-стрит и остановился у дверей в церковь святого Олдейта, напротив дома Беласет. Толпа неслась по улице во главе с массивным грубияном с пышной рыжей бородой. У него было красное лицо, правда, непонятно, от напряжения ли, от спиртного или просто от пылающей ветки, зажатой в кулаке.

Один глаз у него был затянут бельмом, и от этого мужчина казался полумертвым. Но действовал он весьма активно. Он кинулся к двери еврейской синагоги и начал барабанить в нее толстым концом горящей ветки. В воздух летели искры.

— Прикончить евреев! Прикончить детоубийц! Прикончить убийц монахов!

Его воплям, как литании, вторила разъяренная толпа. В основном она состояла из горожан-мужчин, но по краям было и несколько женщин, правда, судя по их изможденным взглядам они просто надеялись поживиться чем-нибудь во время заварушки, а не присоединились к ней по убеждениям. Фальконер заметил также кричащие плащи нескольких городских служащих в гуще более умеренной одежды горожан. Он щурил глаза, стараясь запомнить лица и проклиная свое плохое зрение. Линзы помогали ему только на близком расстоянии. Поэтому лица тех, кто стоял дальше, просто расплывались. Но тут он увидел, как с краю толпы затаился некто знакомый. Несомненно, это Джон Хэнни, и чувствует он себя весьма неуютно.

Фальконер вышел из тени церкви и пошел вокруг толпы туда, где стоял Хэнни. Рыжебородый ничего не достиг, нападая на дверь синагоги, и толпа потихоньку стала смещаться на Пеннифартинг-стрит и в Еврейский переулок. Все, кроме самых горячих голов, скоро сообразят, что их вопли и шум при нападении на дома евреев должны привлечь констебля и его помощников. И Фальконер понимал, что ему нужно увести отсюда Джона Хэнни до того, как это произойдет.

Питер Баллок не уважал привилегии университета. По правде сказать, они его раздражали, несмотря на дружбу с магистром Фальконером. Он бы с удовольствием заключил в тюрьму заблудшего церковнослужителя, поймай он его при нарушении закона.

Эмоции толпы пошли на убыль, и она потихоньку начала рассеиваться. Фальконер добрался до виновного студента и крепко схватил его за руку.