Убить Бин Ладена - Олег Якубов Страница 32

Видя, что шах внимательно прислушивается к мнению муллы, контрразведчик воспылал к Закиру лютой ненавистью, причиной которой была элементарная ревность, которую сам шах же и пробудил. А случилось это так.

На какое-то время в Панджшерском ущелье воцарилось относительное затишье. Вся мощь и сила ударов советских войск переместилось в другом направлении. Воспользовавшись этим, приближенные Максуда, в их числе и Наиль-эд-Дин, рекомендовали ему собрать полевых командиров самых крупных партизанских отрядов. Такая необходимость уже давно назрела и шах, не колеблясь, дал свое согласие.

Узнав об этом, Закир спросил:

— Дата и место сбора на совещании были озвучены вслух?

Максуд, разумеется, понял, к чему задан такой вопрос и снисходительно пояснил: «На совещании присутствовали только самые проверенные люди».

— Но и у стен есть уши, — резонно парировал Закир. — Секрет остается секретом только до тех пор, пока он не озвучен. Во всех иных случаях он становится достоянием кого угодно. И вот что еще меня смущает. Это, скорее всего, интуиция, но не только. С подобными случаями я уже сталкивался в Африке. Сегодняшняя ситуация напоминает мне затишье перед боем. Нас словно кто-то хочет убедить, что все силы «шурави» направлены сейчас в другом направлении и им не до ваших отрядов.

— Наша разведка не располагает такими сведениями, — покачал головой Максуд.

— Отсутствие сведений не может служить гарантией отсутствия планов, — снова возразил мулла. — Я бы посоветовал вам, уважаемый шах, за несколько часов до назначенного времени покинуть ущелье вместе с собравшимся полевыми командирами. Но в этот план, если вы, разумеется, его примите, посвящать не следует никого, его надо осуществлять внезапно и стремительно.

И хотя у Закира на самом деле не было никаких данных об очередной готовящейся операции по устранению шаха, его выводы оказались верными. Ракетный обстрел места, где должны были собраться вместе с шахом полевые командиры самых крупных отрядов, начался через час после того, как они его покинули.

Спустя какое-то время шах раздраженным тоном сделал въедливое замечание своему контрразведчику, заметив, что один мулла Закир стоит всего его аппарата. Подобного замечания было вполне достаточно, чтобы вызвать не только ревность, но и ненависть Аль Каззаба. На какие только ухищрения он не пускался, чтобы опорочить Закира в глазах шаха. Однажды сразу тридцать с лишним «воинов Аллаха» отравились приготовленной на обед похлебкой. Допрошенный с пристрастием повар «признался», что когда обед был уже готов, он предложил проходящему мимо мулле Закиру, снять пробу. Мулла подошел к котлу и, по утверждению повара, пробуя пищу, высыпал в кипящую похлебку что-то белое. Повар решил, что это, должно быть, была соль, и значения-де этому не придал. От неминуемой расправы Закира спасло лишь то, что незадолго до обеда он, в сопровождении нескольких бойцов, покинул расположение лагеря и отправился в кишлак на похороны, чтобы отпеть покойного. За повара, было, взялись основательно, но бедолаге хватило и нескольких ударов палками по пяткам, чтобы он во всем сознался. Вечером к нему подошел человек, лицо которого было закрыто до самых глаз платком и, вручив пакет с белым порошком, велел высыпать содержимое в котел, а потом, во время неизбежного допроса, обвинить во всем муллу ЗХакира. В случае отказа грозился обесчестить двенадцатилетнюю дочь повара, которую пока взяли в заложницы. Девочку вскоре обнаружили прикованной к дереву и все подозрения с муллы Закира были сняты естественным образом.

Неизвестно, чем бы закончился незримый поединок контрразведчика с муллой, если бы не бесславная смерть Наиль-эд-Дина. Автомобиль, которым он предпочел управлять лично, груженный японской электроникой, награбленной из колонны с гуманитарным грузом, не удержался на мокрой горной дороге и рухнул в ущелье. Этому трагическому событию предшествовала небольшая, но весьма вдумчиво и хитроумно разработанная операция. Закиру нужно было прежде всего выяснить, когда в их регионе окажется автоколонна с гуманитарным грузом, и не какой-нибудь там тушенкой, или даже лекарствами, а с таким товаром, который бы мог безоговорочно заинтересовать корыстолюбивого Аль Каззаба. Когда сведения были получены, умело продвинутая информация попала в точку. Против партии японских телевизоров, видеомагнитофонов и кинокамер нечистый на руку контрразведчик, конечно, устоять не смог. Он отправил тайно доверенных людей, которые ограбили колонну и львиную долю награбленного загрузили в машину своего патрона. Не ошибся Закир и в том, что переправлять товар Наиль-эд-Дин не доверит никому, а повезет его сам. Остальное было делом техники и правильного применения давно усвоенных знаний строения автомобиля. Нет, со стороны Закира это вовсе не было местью. На том фронте, где он сражался, против него пытались применить те самые коварные методы, которые, несомненно, представляли угрозу его жизни. Он сделал ответный ход, всего лишь. Тот единственно необходимый ход, который требовали от него не только природный инстинкт самосохранения, но и целесообразность порученного ему дела.

Конечно, разведчику было нелегко. Он был одиночкой. В свое время Закир долго думал над тем, как обзавестись помощником. Но после тщательных размышлений пришел к выводу, что даже собственной агентуры он здесь себе позволить не может. Армейская разведка, даже представители спецслужб, как Советского Союза, так и других стран, которых здесь кишмя кишело, вербовали агентуру из местных жителей налево и направо. Но в случае предательства, или случайного провала их всегда бы защитила мощь их государств. Закир же действовал в одиночку и потому испытывал особые сложности. Этим правом на одиночество он наделил себя сам, решив, что такой вариант наиболее разумен и целесообразен. К тому времени, имея за плечами немалый опыт разведчика, он прекрасно понимал, что столь глубоко внедренные агенты-нелегалы, как он сам — товар штучный, если не сказать — эксклюзивный и чем глубже внедряется разведчик в среду своего обитания, чем дальше и дольше находится он от Центра, тем эффективнее в будущем будет его результат. Тот результат, достичь которого иногда предстояло даже не через годы, а через десятилетия. В свое время он прочитал немало «шпионской» литературы и теперь со снисхождением думал о том, что только писательская фантазия приводила к скорому достижению большой цели. Понятно, что деятельность глубоко и надежно внедренных агентов-нелегалов на страницы книг и газет, по вполне понятным причинам, не попадала. О ней, перенимая опыт, можно было узнать только из сухих, без всякой беллетристики и домыслов, отчетов, хранящихся в сейфах под грифом «Совершенно секретно».

Однако, над тем, как сложилась его судьба, разведчик задумывался нечасто — попросту не позволял себе такой роскоши. Он лишь изредка, но все же вспоминал прощальный разговор с генералом Элиэзером Бен-Яаковом в Тель-Авиве. С того памятного дня уж, почитай, десять лет как миновало. Изменились ли его взгляды? Не растворился ли он мыслями в инородной среде, от чего предостерегал его наставник? И сам себе отвечал: «нет». Свою цель он видел по-прежнему ясно и к осуществлению ее шел, не сгибаясь. Конечно, он видел, как надоела всем эта бессмысленная, но от этого не менее жестокая война. Генерал был прав: многие афганцы, хотя и проклинали войну, уже не представляли себе иной жизни. А пришедшие воевать пацаны просто другой жизни уже и не знали вовсе. Это было поколение, «родившееся с оружием в руках». Что ждет их в будущем, если из всех жизненных навыков они овладели только умением стрелять, взрывать и уничтожать. Они ожесточили свои сердца и людские страдания никого здесь не задевали за душу.