Восьмой круг. Златовласка. Лед - Эд Макбейн Страница 30

Рут застонала:

— Это вы так думаете. Знаете, когда вы ушли в субботу от Харлингенов, Ральф включил телевизор на полную громкость и до вечера смотрел один матч за другим? Я занималась с Меган в ее спальне и не слышала даже собственного голоса. Да еще Дайна заходила время от времени объяснять сквозь этот шум, что выбор средневековой пьесы был ошибкой с самого начала. Так что давайте не будем недооценивать студенческий футбол. Он меня так расстраивал, что я всерьез подумывала о том, чтобы взяться за другую пьесу.

— Какую?

— За одну вещь валлийского поэта Эвана Гриффита. Совершенно замечательную, очень забавную. Читали вы его?

— Читал. Диди была его подружкой.

— Эвана Гриффита?

— Давайте не будем недооценивать Диди, ладно? — Теперь Мюррей рискнул взглянуть на нее и обнаружил, что она таращится на него, открыв в изумлении рот, словно ребенок. — Господи, что удивительного в знакомстве с Эваном Гриффитом?

— Потому что это удивительно. Потому что он… а, ладно. Вы тоже знали его?

— Нет, встречался всего один раз.

— Каким он был?

Мюррей задумался над ответом.

— Очень талантливым.

— Вы знаете, что я не об этом, — раздраженно сказала Рут. — Каким он был как личность?

— Диди может ответить на этот вопрос лучше, чем я. Спросите ее как-нибудь.

— Хорошо, спрошу непременно, — твердо сказала Рут, потом с любопытством вгляделась в ветровое стекло. — Почему сворачиваем здесь? Это только Сорок седьмая улица.

— Потому что я хочу спуститься к Риверсайд-драйв. Это кружной путь, но мы избежим пробок. И я хотел поговорить об Арнольде, не беспокоясь о пробках. В конце концов, мы здесь для этого, не так ли?

— Да, — ответила Рут. — Что вас интересует конкретно?

— Так, вы помните, что он приезжал ко мне в контору и записал на магнитофон свою версию случившегося?

— Да.

— Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Вообразите, что я магнитофон, и расскажите все, что можете, начиная со знакомства с ним. Не беспокойтесь о том, насколько это будет затрагивать личность и насколько несущественным может что-то показаться. Все это принесет пользу. Вы не против?

— Нет. Но не лучше ли будет, если Арнольд сделает это сам? Я только…

— Как-нибудь в другой раз. А между тем это необходимая часть общей картины. Вообразите даже, что меня нет здесь, что вы разговариваете с собой вслух. Вы поразитесь, какую значительную помощь это может оказать, когда будет создаваться отчет.

Дорога шла над пирсами Гудзона. Мюррей вел машину на малом газу, глядя, как солнце медленно садится за холмы штата Нью-Джерси по ту сторону реки, поглядывал на стоящие суда, стараясь издали опознать их по маркировке на трубах, и вполуха слушал Рут. Но прежде всего осознавал, что девушка сидит рядом с ним, откинув назад голову и почти касаясь коленом его колена. Было бы легко положить руку на спинку сиденья, передвинуть колено на долю дюйма, чтобы создать электрический контакт. Но он не сделал этого. Он вел машину на малом газу и слушал, как она говорит об Арнольде Ландине.

Она познакомилась с Арнольдом в средней школе. До этого или после не встречалась ни с кем из других парней, даже не общалась с ними. Он был единственным. Сначала просто иногда помогала ему в занятиях, так как учился он плохо, а потом они вдруг стали постоянно ходить вместе. Что было достижением для обоих, если смотреть на это таким образом. Арнольд был школьным героем, за ним увивались все ровесницы, а она сама — так вот, ребята постоянно ходили за ней по пятам, хотя она никоим образом их не поощряла. Так что и она, и Арнольд могли бы хвастаться своей победой.

После окончания школы Арнольд никак не мог найти постоянной работы, так как находился в призывном возрасте, и ни одна компания не хотела идти на риск обучить парня, а потом уступить его армии. Поэтому он связался с одной из местных шаек парней в кожаных куртках, которые восхищались им за прежнюю славу. Ей это было неприятно. Не потому, что в поведении этих ребят было что-то преступное, а потому, что они были пропащими, без цели в жизни, Арнольд был выше их на целую голову. Она несколько раз ссорилась с ним из-за этого, а потом все уладил призыв в армию.

Большую часть службы Арнольд провел за океаном, но писал много. Его письма, всегда трогательные, иногда были такими впечатляющими, что приводили в смущение. Неприятный эпизод вышел из-за фотографии. Он попросил ее прислать свою фотографию в купальном костюме, а она, поразмыслив, отказалась. Их письма стали такими резкими из-за этой ерунды, что в конце концов фотографию она ему отправила — и надеялась, что он не станет показывать ее как свидетельство своего успеха. Она понимала, для чего он затеял эту историю. Он любил ее, гордился ею и хотел, чтобы все знали почему. В сущности, это был комплимент, хотя и огорчительный.

Возвратясь домой, Арнольд сразу же стал искать работу, но теперь, по иронии судьбы, был неквалифицированным, необученным, стоящей работы для него не было. Мысль о полиции пришла ее отцу, и он использовал кое-какие политические связи, чтобы Арнольда приняли без труда. В тот день, когда был принят в полицию, Арнольд сделал ей предложение. Ей не хотелось принимать его — тому было несколько причин, — но в конце концов он уговорил ее носить его кольцо без назначения дня свадьбы.

Полицейским в форме он нес службу так успешно, что его выбрали для перевода в полицию нравов. После этого дела изменились к худшему. Арнольд ненавидел свою работу, ненавидел заманивание проституток в грязные номера отелей, ненавидел насмешки и угрозы букмекеров, когда задерживал их, ненавидел мысль, что все знакомые втайне считают его взяточником. И боялся попросить о переводе в другой отдел, потому что и люди из его отдела, и остальные полицейские стали бы смотреть на него с удвоенным подозрением.

Таким было положение дел, когда Лоскальцо нанес удар. Теперь оставалась только надежда, что в суде восторжествует справедливость. Существовало несколько способов позаботиться об этом, снять повязку с глаз Фемиды, чтобы она ясно увидела невиновность Арнольда Ландина.

— Не нравится мне ее статуя, — устало сказала Рут. Взглянула на Мюррея, по-прежнему держа голову на подголовнике. — Всегда не нравилась. Помню, еще в детстве я однажды спросила, почему у нее завязаны глаза, и потом уже поняла, что это выглядит порочно.

Мюррей превосходно рассчитал время поездки. Свернул на Барроу-стрит и остановился перед домом, который указала Рут.

Она не спешила выходить, и Мюррей почти рассеянно положил руку на спинку сиденья, чтобы она касалась ее волос.

— Сигарету? — спросил он.

— Нет, спасибо.

Он сунул запечатанную пачку обратно в карман.

— Странное дело, — сказал он. — С тех пор как мы познакомились, я впервые вижу вас хоть немного спокойной.

— Да? Пожалуй. Может быть, я просто выговорилась. Вы хороший слушатель.