Сумерки большого города - Марина Серова Страница 3

Я мысленно улыбнулась, но разубеждать свою провожатую не стала. Мы прошли по запутанным коридорам, не встретив ни души, пару раз повернули на девяносто градусов и один раз поднялись по лестнице. Наконец, она остановилась и, указывая на разноцветную дверь, сказала:

– Вот и его мастерская. Стучите погромче!

Я попрощалась с добросердечной женщиной, смутно надеясь, что потом найду дорогу обратно. Хотя, может, мне и стоило разбросать в коридоре хлебные крошки или нарисовать мелом крестики, как Мальчику-с-Пальчик.

На мой стук открыли сразу же. На пороге стоял еще совсем молодой, коротко стриженный мужчина, с аккуратной бородкой.

– Привет, прекрасная незнакомка! – радостно воскликнул он. – Именно тебя я ждал с тех пор, как впервые взял в руки кисть!

Я поспешила исправить это недоразумение:

– Добрый день. Вы – Михаил Гончаров? Я – частный детектив, зовут меня Татьяна Александровна Иванова. Меня нанял хорошо вам известный господин Мухин, для поисков пропавшей картины. В любом случае, думаю, вы ждали явно не меня.

Улыбка на физиономии художника быстро истаяла, но задорный блеск в глазах отнюдь не померк.

– Боже! Кто бы мог подумать, какими, оказываются, бывают детективы! – Гончаров весьма нескромно – и вполне профессионально – осмотрел мою фигуру со всех сторон. – Сколько же стоит вас нанять?

– Немало, – холодно отрезала я. – И я уже веду одно дело.

Пофлиртовать с симпатичным художником было бы вполне можно, не являйся он одним из главных подозреваемым. А пока – только дело!

– Кофе, чай, покрепче? – продолжил свои ухаживания Гончаров.

– Нет, спасибо. Ответьте, пожалуйста, на несколько моих вопросов.

– Разумеется, разумеется, – усаживаясь на диван и приглашая сесть меня, кивнул мне художник. – Холост, точнее, разведен. Детей нет...

– Михаил! – Я, как могла, сурово взглянула на своего собеседника. – Остальные ваши картины, приобретенные Мухиным, сейчас находятся у вас?

– Нет, – сразу же поскучнел Гончаров. – Они у него в особняке. Но денег, прошу заметить, он мне пока не заплатил! Хочет сначала разобраться, что случилось с «Сумерками».

– С «Сумерками»?

– Ну да. Так называется пропавшая картина. Думаю, клиент подозревает, что я сам ее припрятал! Считает, что я решил в последний момент оставить ее себе, когда мы уже сделку заключили.

– А вы ее не оставляли? – сощурилась я.

– Что за глупости?! – подскочил Гончаров. – Я бы мог себе еще одну копию написать, будь я к картине так привязан! Мне лично эта ситуация принесла одни только убытки. Зачем бы я стал сам себе проблемы создавать? Денег не заплатили, милиция в мои дела нос сует...

– Ну, хорошо. Как вы думаете, кому могла так срочно понадобиться ваша картина, чтобы он пошел на похищение?

– Не имею представления, – покачал головой художник. – Я неплохо продаюсь, но чтобы что-то мое похищать!.. Возможно, случилась какая-то ошибка...

– У вас есть каталог последней вашей выставки в Москве? Мне бы хотелось взглянуть на фото пропавшей картины.

– Пожалуйста, – Гончаров занялся раскопками на заваленном бумагами столе, а я наконец получила возможность оглядеться и составить себе полное впечатление о его мастерской.

Мастерская была большим светлым помещением, с потолками в четыре метра, заваленным повернутыми к стенам картинами и сломанными мольбертами. В одном из углов имелось все необходимое для жизни: там стояли стол, диван, несколько табуретов, старый шкаф, была даже раковина.

– Вот он, – Гончаров протянул мне дорого изданную книжку с красивыми иллюстрациями. – Там, кроме меня, еще пятеро художников участвовало. Мои работы – в самом конце.

– Можно мне его забрать? – спросила я, задумчиво листая каталог.

– Конечно. У меня есть еще экземпляры. Кстати, там можно найти все мои координаты, если что...

– Буду иметь в виду, – кивнула я. – Скажите, Михаил, когда вам привезли ваши картины из Москвы, вы все проверили, убедились, что они на месте?

– Разумеется, – устало вздохнул художник.

– Вы лично следили за тем, как их грузили в «Газель» господина Мухина?

– Да, и я еще раз пересчитал их уже в машине. Все было на месте! Я не представляю, куда она могла испариться?!

– Не волнуйтесь так, Михаил. – Я улыбнулась чуть дружелюбнее, надеясь, что это его немного успокоит.

И правда: мысли моего собеседника явно сменили направление и потекли по более приятному руслу. Он снова опустился на диван рядом со мной.

– И еще один вопрос... – начала было я.

Гончаров тихо застонал и закатил глаза.

– Ну, что еще?

– Можно взглянуть на ваши работы?

Этот вопрос с моей стороны имел некую подоплеку – в виде нескольких целей. С одной стороны, я желала увидеть воочию то, за что люди вроде Мухина платили по шестьсот долларов. А так как все картины стыдливо стояли лицом к стене, пришлось об этом попросить автора работ. С другой стороны, мне хотелось понять, как сам художник обходится со своими произведениями. Сдувает ли пылинки с рам или нет? Ну и, наконец, я намеревалась сделать что-то приятное Гончарову, поскольку он оставался вежливым до конца беседы и ответил на все мои вопросы, которые ему уже – и не раз, видимо, – задавали оперативники. Да, стоит признать и еще кое-что: художник мне понравился. Совсем чуть-чуть, но все же…

– Это может занять у вас много времени, – насмешливо прищурился Гончаров. – У меня тут больше сотни работ!

– Тогда покажите мне самые ваши любимые полотна, – немного испугавшись, поправилась я.

Это была верная тактика. Гончаров вскочил и принялся рыться в залежах больших и малых холстов в поисках нужных работ, что-то бормоча себе под нос.

К моему удивлению, какие-то «не те» картины, которые, судя по всему, ему не вовремя попадались, он просто небрежно отшвыривал в сторону. А с «любимыми» полотнами Гончаров носился по мастерской, сшибая ими все углы. Нет, этот человек не мог бы даже ради своей самой любимой картины пойти на преступление! Ему и правда проще было бы новую нарисовать...

Наконец, передо мной торжественно расставили около десяти полотен разных размеров. Я задумчиво хмыкнула, вдумчиво оглядывая их. На самом деле, ничего умного и, при этом, не обидного «выдать» я бы не смогла.

Что уж там стремился в своих работах передать художник, это было совершенно не важно, так как, на мой непросвещенный взгляд, все это была полнейшая абстракция. Но, надо признать, цвета мастер использовал приятные, не раздражавшие глаз.

– А вот эту я люблю больше остальных. – Гончаров ткнул пальцем в большой тускло-сиреневый холст с желтыми и серыми пятнами. – Называется «Разлука». Это я своей бывшей жене посвятил.