Русский дом - Джон Ле Карре

На верхнем этаже претенциозно-уродливого здания сталинской постройки, стиль которого известен москвичам как «ампир во время чумы», в гостинице, стоящей на широкой московской улице в пятистах шагах от Ленинградского вокзала, со скрипом подходила к концу первая в истории, устроенная Британским советом ярмарка аудиопособий по изучению английского языка и распространению британской культуры. Был летний вечер, половина шестого. Весь день один яростный ливень сменялся другим, но теперь капризное солнце отсвечивало в лужах и от тротуаров поднимался пар. Прохожие – молодежь – были в джинсах и кроcсовках, а люди постарше еще не сняли плащей.

Помещение, которое снял Совет, было недорогим, но совершенно неподходящим для выставки-продажи. Я уже видел его. (Не так давно, находясь в Москве совсем по другому делу – в кармане у меня тогда лежал дипломатический паспорт, – я поднялся на цыпочках по огромной пустой лестнице и постоял в вечной мгле, окутывающей старинные бальные залы, когда они спят.) Круглые коричневые колонны и зеркала в золоченых рамах, наверное, больше соответствовали бы последним часам тонущего лайнера, нежели началу великой инициативы. На потолке разъяренные русские в пролетарских кепках грозили Ленину кулаками. Их неистовство выглядело тем более нелепо, что ниже, вдоль стен, на облупленных зеленых стеллажах демонстрировались кассеты «Винни-Пух» и «Продвинутый компьютерный курс английского за три часа». Кабины для прослушивания, обитые мешковиной, не обладали многими обещанными свойствами и выглядели печально, как шезлонги на пляже в ненастную погоду. Задвинутые в тень под галерею выставочные стенды казались таким же кощунством, как столики букмекеров в храме.

Какая-никакая, но выставка все же состоялась. Как это водится в Москве, сюда приходили люди, если у них был, конечно, соответствующий статус, а стало быть, документы, чтобы удовлетворить стоящих у дверей молодых людей с тяжелым взглядом и в кожаных пиджаках. Люди приходили из вежливости. Из любопытства. Для того, чтобы поговорить с иностранцами. Просто потому, что это выставка. И теперь, в пятый и последний вечер, здесь начинался большой прощальный прием с коктейлями. Под люстрой собралась горстка средней руки номенклатурных работников от культуры – дамы с прическами «осиное гнездо» в цветастых платьях, которые скорее подошли бы особам с более изящным телосложением; мужчины, затянутые во французские костюмы с серебристым отливом, что означало: их владельцы имеют доступ в спецмагазины. Устроители выставки из Великобритании в костюмах унылых серых тонов блюли монотонный дух социалистического аскетизма. Люди уже разговорились, и бригада строгих официанток начала разносить бутерброды с заветренной колбасой и теплое белое вино. Британский дипломат высокого ранга (хотя и не совсем посол) обменялся с кем надо рукопожатиями и сообщил, что он в восторге.

Один только Ники Ландау пока еще не участвовал в празднике. Склонившись над столиком у своего опустевшего стенда, он суммировал последние заказы и проверял, соответствуют ли квитанции расходам. У Ландау был принцип: не идти развлекаться, пока не закончишь дело.

Тем не менее краем глаза Ландау все время видел нелепое голубое пятно – советскую женщину, которую сознательно не замечал. «Опасность! – думал он, не отрываясь от работы. – Поберегись».

Дух праздника не заражал Ландау, хотя по натуре он был весельчаком. Во-первых, он всю жизнь испытывал отвращение к британской бюрократии, с тех самых пор, когда его отец был принудительно возвращен в Польшу. Впрочем, о самих британцах, как позднее я узнал от него, он не желал слышать ничего дурного. Пусть не по крови, но он был одним из них и относился к ним с благоговением новообращенного. Однако засранцы из министерства иностранных дел – это особая статья. Чем они были высокомернее, чем больше ухмылялись и поднимали, глядя на него, свои дурацкие брови, тем больше он их ненавидел и вспоминал о своем отце. А во-вторых, будь его воля, он никогда не приехал бы на эту ярмарку. Он бы уютненько устроился со своей новой миленькой подружкой Лидией в одной не слишком чопорной гостинице в Брайтоне, куда обычно привозил своих девочек.

– Уж лучше держать порох сухим до сентября, пока не откроется Московская книжная ярмарка, – советовал Ландау своим клиентам у них в конторе. – Знаешь, Бернард, русские любят книги, а ярмарок аудиопособий они просто побаиваются, и вообще они к ним еще не готовы. Начнем с книжной ярмарки – и все будет в порядке. Начнем с кассетной – и нам смерть.