Второе дыхание - Дик Фрэнсис Страница 29

Я так спешил, что мне даже в голову не пришло задуматься: а вдруг эти пришельцы опасны? Да и с чего бы? Самолет, на котором они прилетели, был рассчитан примерно на восемнадцать пассажиров – один из тех небольших самолетиков, какие обычно используются для доставки пассажиров и грузов на мелкие островки. Такой самолетик вполне могли отправить на острова искать людей, спасшихся во время урагана. Прокатная машина без особых примет.

Я неуклюже затрусил к самолету по взлетной полосе. Из самолета никто не показался, но это меня не встревожило. День был удушливо-жаркий, и я мог думать только об одном: должно быть, в самолете прохладно, и мне нальют чего-нибудь холодненького… До самолета оставалось футов шестьдесят, когда аппарель откинулась, и на землю по короткой лесенке спустились пять фигур.

Одеты они все были одинаково: в блестящие серебристые комбинезоны с капюшонами и дымчатыми пластиковыми прямоугольниками на месте лиц. Эти скафандры годились скорее для космоса, чем для удушливой карибской жары. Мне уже случалось видеть нечто подобное: это были костюмы радиационной зашиты. И то, что пришельцы несли в руках, мне тоже было знакомо: жуткие угольно-черные автоматические винтовки. Фигуры в серебристых скафандрах выстроились в ряд и направили винтовки мне в грудь, словно намеревались меня расстрелять.

Я остановился как вкопанный. Мне совсем не нравилось снова ощущать себя мишенью. Что ж, по крайней мере, на этот раз никаких «прав» мне никто не сообщал. Никто не говорил, что я имею право не отвечать на вопросы, но все, что скажу, может быть использовано против меня. Собственно, мне и вопросов-то никто не задавал. Ну, и я счел за лучшее помолчать.

Один из скафандров снял руку с винтовки – лишь затем, чтобы сделать мне знак подойти. Бежать явно не было смысла, так что я медленно пошел им навстречу, пока мне не сделали знака остановиться.

Выглядел я, должно быть, несколько диковато. Из одежды на мне было только то, что оставил мне Один: трусы и драная рубашка. Подбородок почернел от многодневной щетины, ноги были ободраны и распухли. Да, уважаемые телезрители у меня дома, привыкшие видеть меня чисто выбритым, причесанным и при галстуке, были бы ужасно разочарованы. Глядишь бы, еще и не поверили, что это я.

Пять скафандров переговорили между собой, но до них было слишком далеко, и я не слышал, о чем они говорят. Под конец я с облегчением догадался, что они обрядились в эти костюмы не столько затем, чтобы защититься от радиации, сколько затем, чтобы я их не признал, если когда-нибудь потом с ними встречусь. А это, в свою очередь, означало, что они отказались от идеи пристрелить меня и бросить мой труп в море – еще всплывет, не дай бог! А еще это означало, что они вообще не предполагали найти на острове меня.

У меня было четверо суток на размышления – четыре долгих дня и бесконечные ночи. И за это время многое прояснилось. Если они готовы отпустить меня восвояси, значит, они считают, что мне по-прежнему ничего не известно. И пусть считают дальше.

Трое скафандров развернулись и направились в сторону деревни. Двое оставшихся по-прежнему держали меня под прицелом. Эти двое выглядели не столько кровожадными, сколько нервными: они беспокойно переминались с ноги на ногу. Но это встревожило меня куда больше: нервный человек с оружием куда опаснее хладнокровного убийцы, который знает свое дело. Так что я стоял неподвижно, помалкивал и тихо радовался, что мне хотя бы не приходится потеть в защитном костюме.

Когда те трое наконец вернулись со своей прогулки, они несли – причем на виду, даже не пытаясь спрятать, – и счетчик Гейгера, и папку с бумагами. Они вполне могли найти и мой фотоаппарат, подвешенный к балке, но на этот счет они мне ничего не сказали.

Все пятеро посовещались возле самолета, потом другие трое поднялись по лесенке в самолет, и аппарель закрылась.

Они завели оба мотора. Сердце у меня упало. Но те двое, которых оставили охранять меня, продолжали невозмутимо держать меня на мушке, и я терпеливо стоял и ждал, хотя мне очень хотелось заорать и броситься к самолету. Я мечтал о еде, башмаках и нормальной кровати. В этом тропическом раю я исстрадался от голода, жажды, жары, москитов и тоски, так что я был весьма близок к тому, чтобы упасть на колени и взмолиться: «Заберите меня отсюда!»

«Постарайся думать о чем-нибудь другом», – строго сказал я себе.

Вдоль полосы в сторону деревни дул легкий, но устойчивый ветерок. Самолет порулил в нужную сторону, но скорость его была слишком низкой, чтобы взлететь. В конце концов самолет совсем остановился, и из него вылез человек, который подошел к краю полосы и принялся осматривать каменистый склон, спускающийся к морю. Потом человек вернулся, залез в самолет, они проехали еще немного и повторили всю процедуру.

До меня дошло, что они ищут стадо. Я, конечно, мог бы упростить им поиски, но не стал. Они ехали и останавливались, ехали и останавливались, ехали и останавливались, пока наконец не обнаружили миролюбивых животных, жующих свою жвачку в дальнем конце острова, где был клочок более сочной травы.

Осмотрев стадо, самолет повернул обратно и остановился на прежнем месте.

Последовало еще одно общее совещание. Закончилось оно тем, что двое из моих охранников приблизились ко мне. Один держал меня на мушке, второй сперва завязал мне глаза, потом стянул запястья за спиной чем-то более узким и очень неприятным.

Я подумал о том, что, возможно, стоит оказать сопротивление, словом либо действием. Потом подумал еще раз – и решил не сопротивляться. Меня, не особенно любезно подталкивая в спину, заставили вслепую подняться по лесенке в самолет и запихали на заднее сиденье. Я и тут не стал возражать. Моторы немедленно взревели, словно самолету не терпелось подняться в воздух, и машина легко взмыла к небесам.

Я так и не увидел сверху острова Трокс и его знакомых развалин. Но если мои «похитители» полагали, что я не узнал их, они сильно ошибались. Троих я узнал точно.

К тому времени, как мы совершили посадку – минут тридцать пять—сорок спустя, – к списку моих бед добавились затекшие ноги. Впрочем, это была мелочь: главное, что меня все же не выбросили с борта в море. Приземлившись, самолет прорулил по земле довольно большое расстояние и остановился, не выключая моторов. Аппарель опустилась, и несколько пассажиров вышли. Потом аппарель снова закрылась, самолет снова долго катился по земле и опять остановился. Я еще раз услышал, как открылась аппарель. Я вспотел, сердцебиение у меня участилось. Я подумал, что если мне суждено умереть сегодня, то именно здесь, в конце долгого пути в никуда.

Подгоняемый толчками и тычками, я спустился по лесенке на каменистую землю. Я ожидал пули в затылок, но ее не последовало. Меня провели через скрипучую калитку в изгороди. Затем грубо толкнули на прощание, я пробежал несколько метров, пытаясь устоять на ногах, и услышал, как скрипучая калитка захлопнулась у меня за спиной. Я наконец осознал, что меня отпустили живым и здоровым, и проникся бесконечной благодарностью к серебристым скафандрам.

Я сглотнул, содрогнулся. Накатила тошнота. Самолет укатился прочь – грохот моторов растаял вдали. Мне в голову пришла банальная мысль о том, как глупо себя чувствуешь, стоя полуголым, с завязанными глазами и связанными руками, бог знает где.