Аферистка - Кристина Грэн Страница 28

Когда я заплатила за свое пиво, алкоголичка угостила меня еще кружкой светлого. К тому времени турок уже вступил в спор с двумя мужчинами за стойкой.

— Какие мерзавцы, — сказала незнакомка, чокаясь со мной.

Смелое, пусть и не оригинальное, замечание, поскольку в зале «мерзавцы» находились в большинстве. Должно быть, моя соседка тоже была боксером, правда, потрепанным жизнью и потерпевшим не одно поражение. Женщине уже не всплыть на поверхность, если ей за сорок и она топит тоску по несбывшемуся в алкоголе. Несмотря на то что незнакомка у меня на глазах уже выпила четыре или пять порций водки, она все еще казалась трезвой. Женщина обращалась ко мне на ты. Она сказала, что ее зовут Беатой, и улыбнулась, когда я назвала свое имя. Нет, она не была моей матерью, хотя имела с ней несомненное сходство. Я давно уже не вспоминала о ней. По словам Клары, моя мать живет сейчас в Ирландии. Впрочем, к черту все это. Она не стоит того, чтобы думать о ней. Вондрашек по крайней мере был не самым плохим отцом. Он никогда не бил меня, не обращался со мной жестоко и не докучал излишней любовью.

Соседка по стойке поведала мне историю своей жизни. Ее судьба, несмотря на уникальность любой человеческой жизни, была типичной. Во всяком случае, я не сомневалась, что две-три женщины в этой пивной могли бы рассказать о себе примерно то же самое. Несмотря на различие в макияже, Беата, мы все удивительно похожи друг на друга. И меня отличает от других лишь то, что в кармане моей куртки лежит чек на сто тысяч марок, которые я заработала нечестным путем. Чтобы избавиться от чувства бессилия, необходимо совершать наряду с незначительными прегрешениями серьезные грехи. Или чтобы иметь выбор и напиваться «Абсолютом», а не дешевой водкой. Возможно, и то и другое приводит к одному и тому же чувству опьянения, но зато предполагает разное качество жизни. Твое здоровье, Беата. Мне никогда не пришло бы в голову делиться с кем-нибудь своими взглядами на жизнь, они мелочны и аморальны. В том хаосе, который губит мир каждого из нас, мне хотелось бы насладиться теми минутами, которые у меня еще остались, и не жалеть о тех, которые уже прошли.

Беата, мать двоих уже взрослых детей, была разведена. Она в свое время не убежала от семьи, все преодолев и выдержав. Но теперь ей было жаль двадцати потерянных лет, как она выражалась. Беата говорила, что за это время могла бы многое пережить и испытать. Могла бы получить второе образование, заниматься аэробикой, гончарным ремеслом, эзотерикой, научиться играть на барабане, посвятить себя буддизму. Но вместо этого закончила свой путь здесь, в пивной, у стакана водки.

— Только водка не напрягает меня, — закончила она свой рассказ и спросила, кто я и как живу.

Мне не хотелось лгать. Тем более что алкоголичка не представляла для меня никакой опасности. Всего лишь слабая женщина, выбросившая на ринг полотенце в знак капитуляции.

— Я настоящий паразит, живущий за счет других, — призналась я, умолчав о том, что работаю водителем такси. Мне казалось, что об этом не стоит говорить.

— Но почему?

Взрослые люди редко задают подобный вопрос. Он свидетельствует о том, что человек чего-то не знает. А чем старше мы становимся, тем неохотнее признаем свое невежество. Почему я не пошла домой? Обстановка в пивной накалялась. Турок ругался с двумя сидевшими за стойкой парнями, не стесняясь в выборе выражений. Близился час закрытия заведения. По своему опыту работы в «Ките» я знала, что это самое опасное время. Хозяин пивной слишком устал, его внимание притупилось, и он не замечал агрессивного настроения посетителей.

— Почему? Так вышло. И это меня не напрягает.

Мы рассмеялись, и я угостила Беату стаканчиком водки.

— Ты очень красивая, — заметила она, — однако через двадцать лет от этой красоты не останется и следа.

Вероятно, нам не следовало смеяться, наши громкие голоса могли спровоцировать кого-нибудь из возбужденных посетителей. Турок прекрасно говорил по-немецки, но большое количество выпитого спиртного помешало ему правильно сориентироваться в ситуации, и он решил, что мы смеемся над ним. Повернувшись к нам, он тут же обозвал нас лесбийскими шлюхами. Словосочетание показалось мне нелепым. Я заметила, как один из посетителей надвигается на турка, и инстинктивно попятилась, освобождая место для драки, которая, как подсказывала мне интуиция, сейчас должна была начаться.

Один из споривших с турком парней нанес ему удар в лицо, нос турка хрустнул, и из него потекла кровь. Однако противнику этого показалось мало. Раздувая ноздри, словно разъяренный бык, он пошел на турка. Но тот уже успел прийти в себя и встретил агрессора ударом в солнечное сплетение. Парень растянулся на полу. Зрители застыли от ужаса, а затем послышался вздох восхищения.

Хозяин оцепенел, держа кружку под струей Пива, и оно хлынуло на пол через край. Беата, прагматичная алкоголичка, быстро осушила свой стакан и направилась к выходу. Я, словно рефери, начала обратный отсчет. Это показалось турку забавным, и он ухмыльнулся. По-видимому, он тоже был боксером. Лежавший на полу парень застонал, и его приятель попытался помочь ему.

— Мне здесь не нужны скандалы, — сердито заявил хозяин, обращаясь ко мне. По-видимому, он во всем винил меня.

— Это была самооборона, — сказал турок.

Он был прав, но его слова привели в бешенство собутыльников стонущего парня, которого уже подняли с пола и поставили на ноги, прислонив к стойке бара.

— Мы сейчас прикончим эту свинью! — закричал кто-то, и я поняла, что пора смываться.

Хозяин стал звонить в полицию, а я потихоньку пробралась к выходу. Когда я закрывала за собой дверь, до моего слуха донеслись возбужденные крики. Потасовка переросла в настоящую драку.

Было холодно, хотелось есть. Огни многих заведений, работавших до поздней ночи, уже начали гаснуть. На улицах было безлюдно, лишь на крыльце офисных зданий сидели нищие и бомжи. От пивной «Последняя инстанция» до дома, в котором я снимала комнату, было метров сто. Я не завидовала оставшемуся в пивной турку. Из всех мужчин, которых я знала, только Генрих мог бы прийти ему на помощь. Я труслива и считаю это своим положительным качеством. Клара, пожалуй, вступилась бы за турка, но она не посчитала нужным воспитать меня в том же духе. Она внушала мне идеи Маркса и декламировала отрывки из произведений Брехта, но все это оказало на меня обратное воздействие.

Меня тянет к роскоши, к тем людям, которые обласканы судьбой. В их мире теплее. И я разучилась пить пиво в пивных, хотя оно до сих пор кажется мне намного вкуснее, чем шампанское. Все дело в уровне жизни. Тот, кто пьет вино, а не пиво, чувствует себя лучше в обществе. И потом, я не могла позволить себе ввязаться в драку в пивной. У меня не было страховок — ни медицинской, ни пенсионной, ни социальной. С бюрократической точки зрения я не существовала. Из всех необходимых полноправному члену общества документов у меня имелись лишь свидетельство о рождении и паспорт, срок действия которого скоро истекал. В семье Вондрашека и Клары мог вырасти только анархист. Я испытывала страх перед зеленой формой и без всякого почтения относилась к полицейским.