Серебряные слитки - Линдсей Дэвис Страница 28

Флавий Иларий договорился, чтобы меня отвезли на запад, и я воспринял это как любезность с его стороны, пока не выяснил, как мне придется ехать. Он отправил меня обходным путем, по морю. Там у Флавия Илария имелся городской дом в центре южного побережья и поместье с частной летней виллой еще дальше на западе. Для того чтобы передвигаться между принадлежащими ему объектами недвижимости, он приобрел кельтский кеч, обшитый внакрой, который в шутку называл своей яхтой. Это старое, обросшее ракушками судно не совсем подходило для мечтаний на августовском солнце на озере у Волсинии. Вероятно, это представлялось Иларию удачной мыслью, но я после этого сам договорился о переезде.

Меня высадили в Иске. Восемьдесят миль от рудников, но это было хорошо. Нет смысла появляться сразу же с судном прокуратора. Это бы фактически означало приехать со штандартом, на котором значилось «шпион прокуратора». Я знал Иску. По-моему, этот город помогает нырнуть в водоворот со скалы, где твои ноги чувствуют себя как дома.

С тех пор как я стоял там десять лет назад, произошли военные перегруппировки. Из четырех изначальных британских легионов Четырнадцатый в настоящее время находился в Европе и ждал решения Веспасиана относительно своего будущего. Они активно действовали во время гражданской войны, но не на той стороне. Девятый испанский легион находился в процессе перевода на север в Эбурак, а Двенадцатый легион Валерия отправился к западным горам. Мой старый Второй легион Августа наступал к Глеву и добрался до верхнего течения огромной Сабрины. В настоящее время задачей легионеров было усмирение и сдерживание силуров, которые готовились к следующему броску на запад, как только почувствуют себя уверенными.

Иска без Второго легиона была для меня городом-призраком. Казалось странным снова увидеть наш форт, но еще более странным было обнаружить все ворота открытыми, а амбары пустыми. На перекрестках сгрудились в беспорядке мастерские, местный магистрат разместился в доме командующего. За фортом, там, где заканчивались пристройки с односкатной крышей и лавки, как я и ожидал, находились небольшие наделы тех ветеранов, которые ушли в отставку, пока Второй все еще стоял здесь. Печально, если приходится брать надел, чтобы жить рядом с товарищами, а потом смотреть, как они уходят в новый форт, расположенный в ста милях. Тем не менее некоторых из них явно удерживают браки с местными жительницами. Я исключил вариант, что они остались в этой мерзкой провинции из-за климата или пейзажа.

Я полагался на ветеранов. Я полагался на то, что они будут здесь, рядом с фортом Второго легиона, и на то, что Второй снялся с места. Казалось вполне вероятным, что если я теперь приду с предложением о приключении, то вполне могу найти товарища, у которого зудят ноги.

* * *

Бывший центурион Руфрий Виталий жил в небольшом каменном домике на ферме с красноземом, примостившейся неподалеку от мрачных болот. Все его соседи были видавшими виды ветеранами, которые тоже занимались фермерским хозяйством. Я заметил его в городе, специально с ним столкнулся и заявил, что знаю его, хотя на самом деле его помнил, но не очень хорошо. Он же так отчаянно желал услышать новости о Риме, что мы мгновенно оказались старыми товарищами.

Он поддерживал себя в хорошей форме. Этот физически крепкий, сильный, толковый мужик с внимательными глазами и серой щетиной на подбородке обветренного лица был родом из Кампании, из семьи фермеров. Даже в Британии он работал на улице в одежде с коротким рукавом. В нем было столько энергии, что он мог не обращать внимания на холод. Перед уходом в отставку Руфрий Виталий отслужил тридцать лет — на пять больше, чем требовалось, но после восстания опытным солдатам предложили послужить в Британии дополнительно за более высокое жалованье. Я никогда не перестану удивляться тому, что люди делают за двойную оплату.

Мы провели какое-то время в кабачке, обмениваясь сплетнями. Когда он повел меня домой, я не удивился, обнаружив, что он живет с местной женщиной — ветераны так обычно и делают. Ее звали Труфорна. Она была намного младше его, бесформенной и какой-то бесцветной, просто мучнистая пышка с бледно-серыми глазами, но я понимал, как мужчина, оказавшийся в лачуге за океаном, может убедить себя, что и Труфорна имеет фигуру и привлекательную внешность. Мой новый знакомый явно игнорировал свою женщину, а она, в свою очередь, бродила по маленькому домику, наблюдая за ним.

В доме Руфрия Виталия мы продолжили беседу, используя при этом спокойный тон, не демонстрируя никакого возбуждения, дабы не беспокоить Труфорну. Меня спросили, зачем я приехал. Я упомянул кражу, коснулся политических тем, хотя и не стал точно указывать, какой именно политический уклон имеет это дело. Руфрий не спрашивал. Любой рядовой, дослужившийся до центуриона до выхода в отставку, имеет слишком большой опыт, чтобы его интересовала политика. Ему хотелось знать, какую стратегию я планирую.

— Пробраться внутрь, расследовать, что происходит, выбраться.

Он недоверчиво покосился на меня.

— Это не шутка. Это все, что я могу придумать.

— Разве прокуратор не может тебя пристроить?

— Меня беспокоит, как выбраться!

Он снова посмотрел на меня. Мы разделяли чувства по отношению к классу администрации. Он понимал, почему я предпочитаю собственный план и кого-то, кому могу доверять, чтобы вытянул меня за веревку, когда я крикну.

— Тебе нужен помощник, Фалько?

— Да, но кого я могу попросить?

— Меня?

— Как насчет твоей фермы?

Он пожал плечами. Это требовалось решать ему самому. Он задал настоящий вопрос.

— Мы тебя туда пристраиваем, мы тебя вытаскиваем. Что происходит потом?

— Если солнце будет нам светить, то я возвращаюсь прямо в Рим!

Мой крючок попал ему прямо в горло. Мы говорили о Риме, пока его сердце не стало вылезать из-за ребер. Он спросил, не удастся ли кому-то еще пристроиться ко мне. Может, найдется какая-то вакансия? Поэтому я предложил нанять его ответственным за багаж Елены Юстины. Наши глаза из-под опущенных век покосились на Труфорну.

— А как быть с ней? — тихо спросил я.