Коллекционер желаний - Надежда и Николай Зорины Страница 27

Рука ушла, совсем ушла, опасность отступила, и потому он осмелился на новую попытку.

– Я верю, только не понимаю, зачем тебе все это нужно. Какой тебе в этом интерес?

– Мой интерес – это ты. Я люблю тебя, маленький дурачок, и хочу, чтобы ты был счастлив.

Странный способ делать его счастливым. Она вообще странная женщина и очень, очень опасная. Он всегда это знал, еще тогда, до всего этого, знал. И потом знал, неделя праздника в гостинице не в счет, и когда они шли сюда, в этот ужасный дом, знал. Даже там, в коридоре Дома печати, уже знал, как она опасна, и опасна не вообще, а лично для него. Но почему же тогда он поддался, бросился в эту авантюру, решился на… тот несчастный случай, а потом уехал с ней, самой опасной для него женщиной на свете? Да именно потому и поддался, бросился, решился, что она опасна, он боялся ее, всегда боялся и противостоять ей не мог. Но что же делать теперь? Денег на дорогу она, конечно, не даст. Сбежать тайно? Заработать, черт с ним, дворницким трудом и сбежать? А ей ничего не говорить, сделать вид, что согласен с ней, что ей верит?

Ничего не получится. Она сдаст его ментам, расскажет об убийстве. Положение безвыходное, совершенно безвыходное. Он у нее в ловушке, и теперь Нина может делать с ним все, что ей захочется. И так на всю жизнь. Она подстроила это специально, заранее все продумала, поймала его и приковала к себе толстой цепью. Никогда ему не порвать эту цепь, никогда не уйти на свободу. Она его не выпустит, не выпустит.

Но зачем ей все это понадобилось? И почему именно он ей понадобился? Почему?

– Господи! Какой же ты красивый! – Нина уселась перед ним на корточки и прижалась подбородком к его коленям. – Я была так несчастна. Никакой цели в жизни, никакого интереса и никого, никого рядом. Только Лешка со своими стихами, только его слава, украденная у меня. А потом появился ты. Но и ты появился не у меня, а у него, все всегда доставалось ему. Ты приходил к нам домой каждый день, часами торчал в его комнате. Иногда мы встречались в коридоре, но меня ты просто не замечал. А я… Если бы ты знал, как это было мучительно! Видеть тебя мельком, слышать твой голос через стенку, ощущать твой запах издалека. Временами мне казалось, что тебя и нет вовсе, ты просто моя фантазия, развившаяся до галлюцинации. Мальчик мой маленький, как же я тебя люблю! И я сделаю все, все, чтобы ты был счастлив. Я сделаю все, но ты должен мне верить, – Нина заговорила медленно, тихо и монотонно, как будто хотела загипнотизировать его своим голосом. – Все будет хорошо, все будет очень хорошо. Ты будешь счастлив, мы будем счастливы вместе.

Нина поднялась, нежно коснулась губами его виска, провела рукой по волосам и принялась не спеша, осторожно, словно совершая какой-то ритуал, расстегивать на рубашке пуговицы. Женя закрыл глаза в ожидании наслаждения. Но она не торопилась. Закончив с пуговицами, Нина так же медленно и осторожно стала снимать с него одежду, тихонько касаясь губами обнаженного тела, доводя Женю до настоящего исступления.

Это было уже выше его сил. Почти грубо Женя повалил ее на этот грязный, ужасный помоечный диван, сорвал с нее платье, порвав его по вороту, и впился в ее тело, желанное, сумасводящее тело, когтями и зубами. Он рычал и кусался, он жаждал недозволенного и неприличного, буйного дьявольского шабаша плоти, и чем неприличнее, грязнее, тем лучше. Но Нина, не обращая внимания на Женину исступленную страсть, мягко выскользнула из его варварских объятий, перекатилась на край дивана и так же медленно, как раздевала его, стала освобождаться от остатков своей одежды. Он снова подступил к ней, но она опять его отстранила, ласково, но настойчиво. Тогда, подчиняясь ее воле, затих и он. Судорожно всхлипнув, словно ребенок, который долго плакал, Женя закрыл глаза и стал ждать.

Наконец он почувствовал ее дыхание, ее тепло. Не открывая глаз, протянул к ней руку. Нина нежно коснулась губами его лица…

Такого еще не было никогда: ни тогда, в ту первую ночь, ночь убийства, ни потом, после убийства, ни в праздничную неделю в гостинице.

– Глупый, глупый мальчишка, – заговорила она, когда все кончилось. – И ты хочешь сбежать от меня? Да разве ты сможешь сбежать?

Конечно, не сможет! И никогда не захочет. Разве можно бежать от такого блаженства? Разве можно бежать из рая? Какая разница, как и где жить, главное – жить с ней. Какая разница, чего он достигнет, главное – чтобы она его не бросила. И никакие стихи ему не нужны, когда есть она. И сборник, и слава не нужны, когда есть она…

– Но ведь при всем при том и это у тебя будет. – Она читала его мысли, она видела его насквозь. – И я тебя не брошу, не бойся.

…Теперь каждое утро Нина куда-то уходила и возвращалась только поздно вечером. До обеда Женя убирал свой участок, а потом валялся на грязном продавленном диване и ждал ее. Она приходила, и начиналось блаженство, повторяемое снова и снова.

Нина не рассказывала о результатах своих ежедневных отлучек, но уверяла, что все будет хорошо и что «хорошо» это настанет скоро.

К дворницкой работе Женя привык быстро. Поначалу немного болели руки, но на это он особого внимания не обращал. Того, что он боялся больше всего, – позора, унизительного положения, пренебрежительных взглядов коллег-алкоголиков – не случилось. Работал он на участке один, без напарника, а прохожие совсем его не замечали, и не из презрения, а потому что им и в голову это не приходило.

В этой квартире они с Ниной прожили уже две недели, а всего три – в Москве. Женя теперь совершенно успокоился. Его больше не пугала неизвестность, не пугала новая жизнь, не пугала Нина. Он наконец поверил ей безоговорочно. В конце концов, месяцем раньше, месяцем позже, они все равно победят, а победителей, как известно, ожидают все блага земные: слава, богатство, вечный праздник и вечное счастье. Так обещала Нина, и эти обещания не могли не сбыться.

Ни о каком побеге Женя давно уже не помышлял, он понимал, что назад пути нет, да теперь и не особенно по этому поводу расстраивался. Родителям он так и не написал и не позвонил. Сначала Нина убеждала его этого не делать, а то они бросятся сюда, заберут его, увезут домой, и о поэтической карьере тогда можно забыть. А потом Женя и сам не хотел ничего сообщать о себе. В самом деле, он человек взрослый, вправе жить, как ему нравится, и никто не может в этом ему воспрепятствовать.

Но вся его взрослость однажды разбилась в пух и в прах. Он снова превратился в маленького, беззащитного ребенка, запуганного и очень несчастного.

В этот день Женя получил аванс – первую в своей жизни зарплату. Событие следовало отпраздновать, он зашел по дороге с работы в магазин, купил бутылку вина и коробку конфет для Нины. Обычно она возвращалась часов в девять. Времени до ее прихода было полно, и Женя решил собственноручно приготовить ужин. Раньше он никогда этого не делал. Нарезав на тарелке помидоры и поджарив котлеты из полуфабрикатов, он отнес все это в комнату, расставил на столе, открыл вино и стал ждать.

Нина задерживалась. Женя бесцельно бродил по комнате, нетерпеливо посматривая на часы, пару раз вышел на кухню покурить.