Королева сыска - Галия Мавлютова Страница 27

Любого другого подобное времяпрепровождение раздражало бы, но человек в «Жигулях» чувствовал себя комфортно — ситуация привычная, рабочая.

За час, проведенный в машине, он уже прочел одну газету и теперь взялся за другую, за «Комсомольскую правду». Ждать придется еще где-нибудь с полчаса. Контора, в которой трудится его «клиент», заканчивает работу через двадцать минут.

Машина «клиента» — «Форд» девяносто девятого года выпуска, цвета «металлик», с тонированными стеклами — поджидала владельца метрах в двадцати от входа в здание и метрах в пятнадцати от «Жигулей». Владелец, как убедили вчерашние наблюдения, — барыга, весь на дешевых понтах.

На кнопку коробочки-брелока жмет уже с крыльца. Или красуется перед девочками, или в детстве не доиграл в игрушки. Хороший «клиент», и лайбла его хороша, новье. Даже если сегодня на него что-то найдет и он приставит брелок вплотную к охранному блоку, сигнал все равно записать удастся, расстояние позволяет. Если он, конечно, не додумается обернуть брелок фольгой. Вот удивил бы!

Действительно удивил бы, так как, судя по его лицу, он не может знать, что радиосигнал распространяется во все стороны. Судя по его лицу, он должен верить, что сигнал, подобно лазерному лучу, протягивается от брелока, зажатого в его клешне, к…

Человек в «Жигулях» отложил газету, поправил на носу очки, открыл бардачок и включил прибор под названием «кодграббер». Владелец «Форда» показался в дверях раньше, чем ожидалось. Как и вчера, за его локоть цеплялась хохочущая девица.

Спустившись с высокого крыльца, «клиент» запустил руку в брючный карман и тотчас же извлек оттуда небольшую черную коробочку. Затем надавил пальцем на кнопку — и его друг ответил преданным писком и подмигиванием.

Ну вот и все, сигнал записан. Человек в «Жигулях» снова поправил очки и закурил. Надо дать «клиенту» отъехать без помех. На сегодня с ним закончено. Хотя, может, и не закончено. Если применен динамический код, придется сегодня расшифровывать запись, возиться с компьютером.

Впрочем, вряд ли… Человек в очках невольно улыбнулся при мысли о том, что научился почти безошибочно определять по машине, облику и физиономии владельца его «потолок». То есть тот класс сигнального устройства, на который может дать себя уговорить «клиент». «Потолок» этого бобра — класса «эм-эс триста». Так что можно считать сигнализацию «Форда» отключенной…

Осталось лишь пропеть вслед уехавшему «клиенту»: «Так, значит, завтра. На том же месте в тот же час». Правда, час будет не тот же, надо с утреца приехать. Дел завтра — самое большее на минуту.

Да нет, что там делать минуту? Леха ставится ко входу на случай «если вдруг». Отсчет времени можно начинать с момента подхода к лайбе «клиента», то есть с отключения сигнализации, код которой уже известен. А потом сесть за руль, сунуть болванку в замок зажигания, спрятать полученный слепок ключа в карман, осмотреться, где какие наставлены противоугонки, вылезти, закрыть дверцу — от силы полминуты.

И уводить лайбу отсюда будет удобно. Здесь просто шикарное место, всегда полно машин, где чья, кто к какой подходит — не уследить, да и не следит никто. Хорошее место, а время потом можно выбрать…

Человек в очках щелчком отправил окурок в уличную грязь и завел свой застоявшийся «жигуль».

* * *

А в Русском музее все завертелось… Выпущенные из какого-то запасника, в зал ворвались шустрые мальчики и девочки — и те и другие в униформе, напоминавшей обмундирование «суворовцев».

Они забегали, что-то принося, унося, предлагая, открывая… Захлопали пробки от шампанского, зазвенели тарелки, и люди за столами оживились.

Гюрза, взглянув на Аркадия, прошептала ему на ухо:

— Видишь за соседним столиком лысого мужика в бабочке, а с ним рядом толстая корова?

Аркадий молча кивнул. Мужик этот, худой и невзрачный, был, если уж уточнять, не лысый, а с внушительными залысинами.

— Не знаю, кто он теперь, — продолжала Юмашева, — но три года назад ходил в депутатах, работал под правозащитника. Его раз повязали на Московском вокзале, где он «снимал» мальчиков себе на вечер. Выяснилось, что он лидер со стажем и на Московском завсегдатай. Конечно, он стал размахивать депутатскими «корочками», и его, конечно же, отпустили.

— Он нынче уже не депутат, не прошел, — сообщил всезнающий Аркадий. Теперь он коммерсант, довольно крупный, а толстуха — жена его. Они, надеюсь, счастливы в браке.

На подиуме появился представительный господин с микрофоном в руке, с лицом заправского весельчака. Тоже, кстати, довольно известный и вполне узнаваемый артист развлекательного жанра. Он-то и напомнил с шутками и прибаутками, зачем они все здесь собрались. Потом рассказал анекдот. После чего, указав на стены, продекламировал:

Мольбертом и кистью владеет будь здоров

Крутой живописец Андрюха Рублев!

Легко нарисует хоть тонну селедки

Нормальный художник Кузьма Петров-Водкин!

Снова над ухом зазвучал шепот Аркадия:

— Это, конечно, не Якубович, но из местных развлекал — один из самых высокооплачиваемых.

Хотя стишки — явный плагиат…

Между тем конферансье, посчитав, что начало веселью положено и публика заведена, провозгласил тост за дальнейшее процветание фирмы. И тотчас же все поднялись с бокалами в руках.

Затем конферансье сменили артисты — клоуны из нашумевшей в перестроечные годы шоу-группы «Лицедеи». В желудки опустились первые куски еды (понятно, отборной, первосортной), и по пищеводам вновь заструилось полусладкое шампанское. Клоуны же тем временем завывали, улюлюкали и подпрыгивали.

После клоунов чередой пошли: тот же конферансье со своими анекдотами и балагурством, люди, отрывающиеся от столов и выходящие на сцену, чтобы поздравить преуспевающую фирму, все новые и новые артисты, выбегающие из соседнего зала; в основном это была неунывающая попса питерского разлива, то есть коллективы вроде группы «Сто пудов». Созданное ими настроение поддерживали мастера разговорного жанра, зачитывавшие юморески (главным образом почему-то высмеивались «новые русские»), В какой-то момент Юмашева спросила:

— Аркадий, ты тоже должен поздравить юбиляров?

— Нет. Не хочу и не буду.

— А тебе нравится все это?

— Еда нравится. Должен признаться, что моя жена совсем не умеет готовить. — В подтверждение своих слов Аркадий снова склонился над тарелкой.

А Гюрза уже насытилась — во всяком случае, есть больше не хотелось. К тому же у нее испортилось настроение. Ей тошно было смотреть на стены, на которых обессмысленными сейчас окнами в иную жизнь висели картины Иванова и других представителей русского реалистического искусства. Столетие назад художники не предполагали, что пишут картины, под которыми будет веселиться новое русское купечество.

«А ведь среди присутствующих наверняка есть люди верующие, — подумала Гюрза, — интересно, они-то что сейчас чувствуют? Все-таки картины Иванова картины религиозного содержания.