Пир во время войны - Елена Миронова Страница 27

И что теперь? Как сказать Резнику, что денег нет, и что вернуть их он не сможет? Конечно, в каком — то смысле Ковалёва тоже нищим не назовёшь, он живёт в отличной квартире, ездит на хорошей машине и может позволить себе питаться в ресторанах, но по сравнению с Резником он просто нищий. И те несчастные двадцать пять тысяч, которые дал ему друг в долг, на первый этап раскрутки Милки, ему не поднять.

Ещё хорошо, что Резник не выписал ему чек на сто двадцать тысяч, о которых шла речь, а решил давать деньги Ковалёву поэтапно, отслеживая каждый его шаг.

Всё-же Резник был бизнесменом, а не меценатом, и хотел знать, куда делись его денежки, на что пошли. И, если он узнает, что шестая часть общей суммы осела в кармане у проститутки, которую снял воспаривший на небеса Ковалёв, невозможно предсказать его действия. Да он Ковалёва в порошок сотрёт! Особенно обидно оттого, что он с этой проституткой даже не спал! Если бы его проклятая мужская несостоятельность вдруг исчезла под напором этой Наташи или Кати, как там её, Ковалёв бы считал, что это просто плата за своеобразное излечение. Но она украла деньги просто так, за здорово живёшь!

И вдруг Ковалёву пришла в голову простая и очень удачная мысль: а что, если представить дело так, будто он с деньгами в портфеле шёл… да мало ли куда шёл, оплачивать помещение для кастинга, например, или заказывать студию для записи пилотной песни, почувствовал себя плохо, сел на лавочку, и… всё. Очнулся в больнице. Как в кино: упал, очнулся — гипс. А портфель с денежками — тю-тю, испарился…

Ковалёв уже открыл было рот, чтобы выдвинуть эту версию, как вдруг увидел насмешливые глаза Резника. У Владимира Ильича интуиция находилась в зачаточном состоянии. Она никогда прежде не работала, он даже не понимал, что означает слово «интуитивно». Но теперь, когда он увидел выражение глаз Анатолия Максимовича, внезапно осознал — совершенно интуитивно, что ему сейчас врать нельзя. Потому что… Потому что просто нельзя, и всё. Скорее всего, Резник знает правду. И, потом, отчего — то Ковалёву показалось, опять же, проснувшаяся интуиция подсказала, что именно сейчас очень важный момент. Что Резник раздумывает над принятием решения, и какое оно будет, в пользу Ковалёва или нет, зависит от самого Владимира Ильича. И поэтому, чисто из вредности, Ковалёв намеренно весело сообщил:

— А знаешь, деньги — то у меня украли!

— Догадываюсь, — кивнул Резник, и больной поблагодарил Бога за то, что не стал врать. Если Резник догадывается, что деньги украли, значит, знает правду.

— По проституткам бегаем, Вовчик? — продолжил Резник, но в голосе его не было злобы, скорее, одно веселье.

— Грешен, каюсь, — подхватил его тон Ковалёв. — Слушай, Толик, а что у меня прихватило — то? Сердце?

— Оно самое, — кивнул приятель. — И в связи с этим я даже не знаю, говорить ли мне своё деловое предложение сейчас, или обождать, пока ты оклемаешься…

— Да я вроде в порядке, — неуверенно сообщил Ковалёв.

Ему не терпелось узнать, что же это за деловое предложение, которое его приятель, один из самых богатых людей России, делает ему, неудачливому продюсеру.

— Знаешь, наверное, чуть позже, — решил Резник. — Поправляйся пока. Я вот тут тебе кое-что принёс, — он распахнул холодильник, показывая, что тот заполнен под завязку. — Так что кушай, пожалуйста, отдыхай, и ни о чём не волнуйся. Всё будет хорошо, я тебе обещаю.

Он поднялся, и направился к двери.

— Толик, — окликнул его Ковалёв. — А Галка с Милой…

Резник отрицательно покачал головой. Ни жена, ни дочь Ковалёва не соизволили появиться у отца и мужа в больнице. Владимир Ильич вздохнул. Если не думать о том, что он только что перенёс инфаркт, что жена с дочкой не заботятся о его здоровье, и что дешёвая проститутка Катя украла у него портфель с двадцатью пятью тысячами долларов, то всё действительно хорошо, как сказал Резник. Впрочем, тот пообещал, что всё будет хорошо, особенно напирая на глагол «будет». И, раз он сказал, значит, всё так и будет — хорошо!

Мила была в отчаянии. Она не помнила, чтобы когда-то с ней происходило что-либо подобное. В последнее время на неё навалились несчастья, и нет от них отбою, словно от назойливых кавалеров. Но, вот беда, кавалеров тоже не было. Да ещё и Павел, негодяй, устроил такое…

Вчера вечером семья Резников пригласила Милу на ужин. То есть не семья, а Любовь Андреевна. В принципе, Миле не требовалось приглашение, она и так была «своей» в этом доме. Но всё-же церемония приглашения присутствовала, так что Мила с радостью согласилась. Ведь гораздо приятнее чувствовать себя приглашённой гостьей, чем незваной.

К тому же, ей не удавалось поговорить с Павликом с того самого дня, как он приехал, а ведь уже прошла неделя. Его то не было дома, то он был занят, то у Милы не было возможности поговорить с ним. Ей всего-то и требовалось, что начать разговор, увести Павла подальше от любопытных глаз и соблазнить. И всё! Можно считать дело сделанным, ведь он, как честный человек, должен будет жениться! Павел был до смешного старомоден. И, если вдруг он окажется в Милиной постели, то можно будет праздновать победу. Но Павел оказался прямо-таки неуловимым, и Мила поняла, что не так — то легко будет застать его, к тому же наедине. Впрочем, если ей это удастся, она не растеряется. Павел мигом забудет свою смуглую замарашку!

Мила, приглашённая на ужин, старательно накрасила лицо, и распахнула шкаф. Так, это коктейльное платье не подходит для домашнего ужина, эта юбка почти новая, но она с пятном от кофе, а это платье слишком длинное, под него надо одевать каблуки. Не станет же она тащить с собой шпильки! Любовь Андреевна вообще заявила, что для Милы специально куплены домашние тапочки. Резники делали вид, что они самые обычные люди.

Мила усмехнулась. Может, Анатолий Максимович и верит в эту демократическую ерунду, но она — то точно нет! Они совсем не обычные люди, у обычных нет такого дома, личного вертолёта и самолёта, шикарного бассейна под стеклянным куполом. Заморского зимнего сада с коалами, уникальной оранжереи, в которой собраны редчайшие экземпляры цветов, каждый из которых стоит как квартира в провинции, особняков в Майами и Беверли — Хиллз, вилл на Майорке, Багамах и, кажется, в Испании или где-то на Кипре, плантации оливковых деревьев в Греции, нескольких заводов, и кучи других «мелочей» стоимостью в миллион долларов. И, конечно, у обычного человека нет нефтяного холдинга «Терра — нефть», который скоро будет носить дурацкое название « ТерраСик», который включает в себя кучу нефтяных разработок, нефтезаводов и сеть автозаправок по всей России.

У Резников было всё — буквально всё! Но Любовь Андреевна, которая могла бы купить себе небольшую страну и править в ней, как королева, предлагала, чтобы на семейном ужине все присутствующие сидели в домашних тапках… Какое лицемерие!

Мила только качала головой, пока стояла возле шкафа. Похоже, ей нечего надеть! Конечно, если послушаться Любовь Андреевну, и нацепить тапочки, то можно натянуть и старенькие джинсы от Версаче, в которых Мила ходила ещё в прошлом году. Но только как она, чувырла в тапочках, будет очаровывать Павла — тонкого эстета, любящего красивую музыку, хорошую литературу, тонких, умных женщин?