Игра без правил - Василий Веденеев Страница 25

Вопреки надеждам и ожиданиям Манакова, Ворона позвонил Михаилу Павловичу далеко не сразу по возвращении в Москву. До их встречи в Сокольниках произошло еще множество совершенно различных событий.

В столице из родни у него осталась только тетка — немолодая, прижимистая и пьющая. Помня об этом, Ворона прямо с вокзала отправился на поиски спиртного и только потом заявился к ней.

Приняла она его неласково — поджала губы провалившегося беззубого рта и уставилась на племянника сухими маленькими глазками. Поздоровавшись, Григорий выставил на стол купленную бутылку и, скинув куртку, уселся на стул. Тетка молча собрала закусить, подала стаканчики, вилки, нарезала хлеба. Выпили.

— Жить-то у меня полагаешь? — сложив руки на животе, поинтересовалась тетка, разглядывая племянника, словно барышник, оценивающий лошадь на ярмарке в воскресный день.

— Где же еще? — изумился Гришка. — У меня тут площадь была, права имею.

— А тебя пропишут?

— Пропишут, если ты поперек вставать не станешь. Да и тебе чего одной мыкаться. Небось персональной пенсии не заслужила?

— Кормилец, — презрительно фыркнула тетка, — живу, как видишь, с голоду не померла. Где приберусь, когда в соседнем магазине полы наймусь помыть, вот и перебиваюсь. Но ты на мои деньги не зарься, я тебя кормить не собираюся.

— Ладно тебе, — миролюбиво сказал Анашкин.

Ссориться с теткой раньше времени в его планы никак не входило: сначала надо прописаться, осмотреться, найти местечко получше, да и настроение было шоколадное — воля, Москва, с детства знакомая квартира, в которой, похоже, так ничего и не изменилось за годы его отсутствия. Да и с чего бы тут произойти изменениям? Пенсия у тетки маленькая, ходит она в старье, а надо за квартиру платить, есть, пить, одеваться-обуваться, да и на лекарства небось тоже деньги идут: не молоденькая и выпивает, а это опять расход.

— Вот пропишусь, на работу устроюсь, — мечтательно протянул племянник.

— Знаю я твои работы, — хмыкнула тетка, наливая себе еще, — опять загремишь в тюрягу.

— Не, больше туда ни ногой, — покрутил начавшей тяжелеть головой Гришка. — Хватит, нахлебался. Картошка в доме есть? Пожарила бы, а то жрать охота…

Вечером, лежа на старом продавленном диване в своей комнате, Ворона меланхолично глядел на темнеющее небо за окном и, покуривая, раздумывал над дальнейшим житьем-бытьем. Нет сомнений, что милиция знает о его приезде — из колонии послали сообщение, а бабки-общественницы, видевшие его у подъезда, обязательно сегодня же настучат околоточному, как Анашкин привычно именовал участкового. Если не явиться к ментам самому, то непременно приползут сюда и начнут нервы мотать — когда приехали, гражданин-товарищ, почему сразу к нам не пришли, не подали заявление на прописочку, не предъявили нам справочку об освобождении из колонии?

Противно, но неизбежно. Придется пойти и гнуться перед ними, как лакею, иначе в столице не проколешься, то бишь не пропишешься. И защитить тебя, сироту, некому — вон в газетах пишут, что у нас на триста миллионов населения всего двадцать семь тысяч адвокатов: в двенадцать раз меньше, чем в проклятой загнивающей Америке, и вообще стало их меньше на душу населения, чем даже было в тюрьме народов — царской России.

В поезде Анашкин от нечего делать взял у соседки по вагону полистать какой-то западный детективчик и прилип к нему — дают капиталисты угля на-гора! Там одного преступничка поймали, так полиция ему вежливенько говорит: имеете право не отвечать на вопросы, можете взять себе адвоката, все вами сказанное могут использовать против вас на суде, и, ежели желаете, имеете право позвонить по телефону. Сказки! Самого Григория взяли совсем не так и обращались с ним совершенно по-иному.

Какой адвокат захочет заниматься его трудоустройством и пропиской? В лучшем случае девица или лысый дядька в юридической консультации зачитает тебе статью из кодекса и начнет ее мутно толковать, чтобы ты поскорее отвалил от него — клиент Анашкин явно невыгодный, стоит только на рожу поглядеть, как сразу ясно — денег тут не выжмешь.

В общем, как ни кинь — всюду клин получается. Правда, есть одна толковая зацепочка — шепнул в зоне надежный кореш адресок, по которому готовы принять и помочь таким, как Гришка: деньжат дадут, к делу пристроят, пособят по возможности, но паспорт все равно надо получать. И цены в магазинах за время его вынужденного отсутствия стали бешеные.

Повернувшись на бок и стараясь не обращать внимания на жалобный писк старых пружин диванного матраца, Ворона почесал голую татуированную грудь и тяжело вздохнул — пойдешь по адресочку, попадешь в кабалу к авторитетам блатного мира, станешь опять шестеркой, а так хочется своего дела. Какого? Об этом-то и болит голова от непривычного мыслительного процесса, а думать надо, очень надо, чтобы опять не ошибиться, не свернуть ненароком на торную дорогу в зону.

Утомленный размышлениями, он незаметно заснул, радуясь, что пробуждение опять будет приятным — без надоедливого топота и крика, без лагерной побудки.

Утром Григорий попил чаю, умылся, наскоро побрился и потащился в отделение милиции. Именно потащился, поскольку ноги туда идти чего-то совсем не хотели.

Принял его занудливый капитан средних лет, одетый в мятую форму с торчавшими на плечах засаленными погонами, на которых почти терялись давно утратившие свой золотистый цвет звездочки. Пыхтя зажатой в прокуренных зубах беломориной, он внимательно перечитал поданные Григорием документы.