Дело о заикающемся троцкисте - Андрей Константинов Страница 25

Второй человек — Алла Николаевна Золотарева. Она как раз находится в добром здравии, и дар речи у нее присутствует. Вот только захочет ли она им воспользоваться в мою пользу? Но попробовать стоит. Значит, вечером звоню директрисе, назначаю встречу и предлагаю откровенно все рассказать. В противном случае придется… Что придется, я пока еще не придумала. Единственное, в чем я была уверена, так это то, что Золотарева будет сопротивляться.

* * *

Алла Николаевна не сопротивлялась.

Два дня к телефону в квартире Золотаревой никто не подходил. Мобильник ее был отключен. На работе, судя по словам персонала (который, кстати, прекратил голодовку), она не объявлялась. Я попросила сотрудников передать директрисе мой номер телефона и просьбу связаться как можно скорее. Прошел еще один день. Директриса словно сквозь землю провалилась. Зудинцев хмурился и пытался нервно покусывать ус. Это ему не удавалось, и он хмурился еще больше. Оставлять охмуряемого мужчину в таком состоянии я не могла. Поэтому предприняла отчаянные меры и поехала к директрисе домой.

Звонок истошно пиликал хабанеру, однако мне никто не открывал. Совсем недавно так уже было — с моим соседом.

Я вспомнила Боревского с проломленной головой в луже крови, и мне стало не по себе. Может, все не так плохо? Может, Золотарева просто кого-то боится и поэтому не отвечает на звонки?

— Алла Николаевна, откройте, это я, Нонна, — заорала я, со всей силы колотя кулаком в дверь. Обитая вишневым кожзаменителем дверь отзывалась мягким стуком, но не поддавалась.

В этот момент щелкнул замок соседней двери.

— Чего надрываешься?! — на площадку выползла тетка неопределенного возраста — в халате, тапочках и фартуке, классическая соседка.

— Да вот, договорилась с Аллой Николаевной о встрече на сегодняшний день, а дверь никто не открывает.

— Когда договаривалась? — спросила тетка.

— Где-то неделю назад.

— Уехала она. Вчера. Думаю, далеко и надолго, — сообщила соседка.

Вот это новость! Когда мы разговаривали с Аллой Николаевной, она и словом не обмолвилась, что собирается уезжать. Наоборот, предлагала звонить в любое время, говорила, что по вечерам дома сидит. Значит, случился какой-то форс-мажор.

— А почему вы думаете, что она далеко и надолго уехала?

— Ты ей кто? — требовательно вопросила тетка.

— Племянница, — не моргнув солгала я.

— Так вот, племянница, тетя твоя с такими чемоданами уезжала, что в них всю квартиру можно было впихнуть! Не на уик-энд же ей с таким добром ехать! Дважды вниз спускалась на лифте, чемоданы таскала. Я в окошко видела, как она в машину садилась.

Я решила идти ва-банк.

— Ой, какая жалось! Какая тетя Алла рассеянная! Понимаете, она мне должна была документы передать, очень важные. А сама уехала. Что же мне делать теперь? А ключи она вам случайно не оставляла? От квартиры? Ну там, чтобы цветы поливать или кошку кормить?

Тетка с подозрением посмотрела на меня.

— Слушай, племянница липовая, ты должна была знать, что у твоей тети Аллы на шерсть была аллергия, а цветов она дома сроду не держала.

Пробормотав что-то типа того, что когда-то давно тетя была страстной цветоводкой и любительницей животных, я бросилась вниз по лестнице, забыв попрощаться с прозорливой дамой. Так, значит, Алла Николаевна покинула сцену. Наверняка кто-то из детдомовского персонала стукнул ей о том, что я узнала о связи Золотаревой с Боревским.

От образа оскорбленной в лучших чувствах дамы не осталось и следа. На ее месте появилась хладнокровная расчетливая аферистка. Мошенница, завладевающая квартирами детдомовских детей и продающая их с помощью ловкого нотариуса Боревского. Неизвестно, сколько еще квартир было оформлено и продано таким путем. Господи, Боревский бы очухался, что ли!

В коридоре Агентства меня встретил Зудинцев. В одной руке он держал чашку с кофе, другую пытался всунуть в рукав пиджака.

— Нонна, где вы пропадаете! Собирайтесь, поехали в больницу! Знакомые опера сообщили, что Боревский пришел в себя и в состоянии разговаривать!

* * *

Домой я добралась только поздно ночью. Модестов уже сладко посапывал, потому бойкот соблюдать не пришлось.

У меня бы не хватило на это сил. Я прошла на кухню, налила себе кофе, плюхнулась за стол и сжала руками ноющие виски. События сегодняшнего вечера кружились, как во взбесившемся калейдоскопе.

…Поймав «частника», мы с Зудинцевым рванули в больницу. В палату нас пустили беспрепятственно, но предупредили, что утомлять больного не стоит.

По словам знакомых Зудинцеву оперов, поначалу юрист ни в какую не хотел идти на контакт. Объявил, что понятия не имеет, кто и за что его ударил. Тут-то и помогла информация о махинациях с квартирами. Ею Зудинцев поделился с операми, а те своевременно эту «домашнюю заготовочку» применили. Боревский не обладал выдержкой молодогвардейца — он сдался и начал говорить. К тому времени, как приехали мы, правоохранительные органы свой сеанс работы окончили и уступили место нам. Если, конечно, больной захочет беседовать с представителями СМИ. Как ни странно, больной захотел.

Сергей Максимович Боревский лежал в одиночной палате, чистой и светлой.

Выглядел он не очень. Замотанная голова делала его похожим на красного командира, раненного в бою. Белые бинты подчеркивали бледность лица и темную щетину. Словом, выглядел он как мученик на исповеди. И исповедоваться тоже начал с места в карьер.

…С Аллой Золотаревой Сергей Боревский был знаком еще со школьной скамьи.

Они вместе отучились все десять положенных лет. К концу девятого класса долговязый симпатичный отличник Сергей вдруг заметил, как похорошела его тихоня-одноклассница Аллочка. В выпускном классе между ними завязался страстный роман.

Правда, после окончания школы он сразу завершился: Алла поступила в педагогический, Боревский — на юридический факультет. Какое-то время они еще поддерживали отношения, но потом Алла вышла замуж, и общение прекратилось. Сергей тоже вскоре обзавелся семьей и почти перестал думать о школьном романе. Тем больше удивился он, когда приблизительно год назад Алла неожиданно ему позвонила. Поболтали, повспоминали, перемыли косточки общим знакомым, договорились встретиться.

— Когда мы встретились, мне сразу бросилось в глаза, как изменилась Алка.

Она стала какой-то жесткой и стервозной.

Раньше в ней этого не было. Но когда она предложила мне поучаствовать в одном прибыльном дельце и объяснила, что это за «дельце», я просто обалдел!

«Дельце», предложенное Боревскому школьной подружкой, действительно было, мягко скажем, неординарным. Она предложила ему переоформлять квартиры малолетних воспитанников детского дома на нее саму и других лиц, а затем продавать.