Нефритовые четки - Борис Акунин Страница 22

Впервые за всё время Мавра и Эраст Петрович остались болееили менее наедине.

Барышня быстро придвинулась к «студенту», задев его палитрой(она уже с час как начала писать красками), и ликующе прошептала:

– Я всё-таки еду в Париж! Только тс-с-с! Папенька покане знает.

Из всех вопросов, которые возникли у коллежского асессорапри этом известии, он задал для начала самый безопасный:

– Будете учиться живописи? Очень рад за вас.

– В Париже обстригу себе волосы – совсем коротко, как увас, – жарко дыша, зачастила Мавра. – Стану носить мужскую шляпу ипанталоны, буду курить сигары и переделаю имя на французский манер. Я ужепридумала: Maurice Sieurduc. Вы знаете, что такое Sieurduc?

– Знаю, – с серьёзным видом кивнул ЭрастПетрович. – Это означает «Господин герцог».

– Каково? Это вам не «Мавра Сердюк».

– Но откуда деньги? – перешёл коллежский асессор кглавному.

Она таинственно улыбнулась.

– Так и быть, скажу.

Однако не сказала – не успела. Из кабинета вышел Ландринов,и Мавра проворно отодвинулась.

Потом вернулись остальные. К досаде Фандорина, продолжитьбеседу никак не удавалось. Он прикидывал, под каким бы предлогом выманитьбарышню на лестницу, но события приняли оборот, заставивший его отказаться отэтого плана.

Около четверти третьего дверь внезапно открылась, и вканцелярию вошёл действительный статский советник Ванюхин, сопровождаемыйполицейским стенографистом в мундире.

– Здравствуйте, господа, – сказал он весёлым, но вто же время угрожающим голосом. – Снова к вам пожаловл. Имел удовольствиепобеседовать с каждым по отдельности, а теперь вот хочу потолковать со всемиразом. Вопросец имеется. Куда?! – прикрикнул Зосим Прокофьевич накамердинера.

– Господину барону сказать…

– Не надо, после. Да сядь ты!

Федот Федотович помялся и сел.

– А вот вы, «свой человек», – обратился далееследователь к Эрасту Петровичу, – мне тут ни к чему. Подите-ка, погуляйте.

– Когда есть работа, гулять не приучен, – холодноответил коллежский асессор. Уйти? Как бы не так. Что ещё за «вопросец»?

– У вас тоже работа? – ехидно осведомился Ванюхину художницы, заглянув в мольберт. – Похож, очень похож. Не угодно ливместе с предметом изображения переместиться за пределы помещения?

– Не угодно, – отрезала Мавра. – Вы не вполицейском участке, чтобы распоряжаться.

Поняв, что тут нашла коса на камень, следователь пересталобращать внимание на Фандорина и барышню. Взял стул, поставил посреди комнаты.Сел задом наперёд, опершись подбородком о спинку, и велел стенографисту:

– Каждое слово.

Сам же зачем-то взял со стола у Луки Львовича стакан сцветными карандашами (разумеется, безо всякого спросу), достал блокнот и сусмешкой прибавил:

– Ну-ка и я порисую.

И, действительно, опрашивая каждого, что-то такое тамрисовал, то и дело меняя карандаши.

«Вопросец» заключался в следующем: кто, сколько раз и вкотором часу покидал комнату шестого сентября в вечернее время – перед тем, какбыл выпит отравленный чай.

Вскоре стало ясно, зачем следователю понадобился групповойдопрос. Если кто-то начинал колебаться и ссылаться на плохую память, остальныеприходили ему на помощь:

– Ну как же, Луконька Львович, а вот с господином изэкспедиции, как бишь его, рыжеватый такой, выходить изволили, это перед самымсоставлением сводки по Терезинскому мостостроительству, стало быть, минуточек впятнадцать шестого…

– Да что вы, Леандр Иванович (это Сердюк Ландринову),машинная бумага у вас не в пять, а гораздо позднее закончилась. Это когда ястолбцы сводил, отлично помню.

Эффективная метода, сделал себе заметку на будущее Фандорин,внимательно прислушивавшийся к этому неторопливому разбирательству.Поразительно, до чего детально можно восстановить события недельной давности,если в реконструкции участвует сразу несколько свидетелей.

А больше всего впечатлил коллежского асессора сам Ванюхин.Выслушав всех, он показал результаты своего «рисования» – получился отличныйхронологический график, на котором разным цветом было обозначено отсутствие иприсутствие в комнате каждого.

Все сгрудились вокруг следователя, рассматривая схему.

– Любопытно, – пробормотал Зосим Прокофьевич.Эраст Петрович подошёл сзади, заглянул ему через плечо и увидел, чтозамечательная идея ничего не принесла.

Если следователь рассчитывал сузить круг подозреваемых, тонапрасно. У каждого из пятерых был момент, когда он, пускай совсем ненадолго,оставался в конторе один.

Отчего же Ванюхин выглядит таким довольным?

– Прекрасно! – заключил Зосим Прокофьевич, любовнопогладив своё творение. – В комнате всегда хоть кто-то один, а находился.Стало быть, версия со злоумышленником, проникшим извне, полностью исключается.Quod erat demonstrandum [3]. Теперь второй вопросец, и опять ковсем: не заходил ли к покойному Леонарду фон Маку кто-нибудь из домашних?

Ах, вот он к чему, понял Эраст Петрович и вернулся на место,тем более что к этому его призывала нетерпеливыми жестами Мавра – ей хотелосьпродолжить работу над портретом.

Никого из домашних не было – таков был общий ответ,заставивший следователя утратить благодушие.

– Как так?! – вскричал Ванюхин. – Не можетбыть! Неужто к нему не заходил сын, Сергей Леонардович?!

Все молча переглянулись, как бы спрашивая друг друга. Обаписьмоводителя пожали плечами – мол, не припомню, Федот Федотович покачалголовой, Муся у двери почесала затылок.

А ремингтонист вдруг сказал:

– Был. Зашёл на минуту и вышел. Это уж в самом концеприсутствия было, после урочных. Все прочие на кухне были – Муся, как в кабинетчайник отнесла, стала остальным разливать. Ну и потянулись. А я задержался.Нужно было из шкафа пузырёк со смазкой взять.

Он показал на массивный шкаф, что стоял подле окна.

– Так что ж вы не сказали?! – вскочил на ногиВанюхин. – Я ведь спрашивал, был кто-то из домашних или нет!