Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис Страница 22

Примерно в двенадцати милях южнее Кротона мыс, который называется Колонна, заканчивал длинный участок пустынного побережья на северной оконечности залива Скилакий. Прямо на берегу — типичное греческое расположение — стоял храм Геры с открывающимся видом на ослепительный блеск Ионического моря. Это великая святыня в классическом стиле, а для человека, у которого неприятности — например, для Курция Гордиана, пытающегося избежать прямой стычки с преторианцами, — хорошее безопасное место далеко от Рима.

Здесь Гордиан носил титул верховного жреца. У больших храмов всегда были местные покровители, которые проводили голосование на выборах их жрецов. Пока я не запугал подручного Мило в мансионе, я и не надеялся узнать, что потомственный верховный жрец поселился в действующем храме. Вряд ли это подходящее для сенатора занятие — собственноручно украшать алтарь.

Даже под жарким солнцем от холодного чистого воздуха мои руки покрылись мурашками, пока яростный океанский воздух натягивал кожу мне на скулы, а сильный ветер пытался сорвать волосы с головы. Храм переливался от света с моря и неба. Когда я поднялся на горячие камни дорической колоннады, ее всепоглощающая тишина чуть не расплющила меня.

Перед портиком на алтаре под открытым небом жрец с закрытым вуалью лицом совершал тайное жертвоприношение. Члены семьи, чей день рождения или успех он отмечал, собрались вокруг в лучших нарядах, с красными щеками от палящего солнца и ветра с моря. Служители храма держали в руках красивые коробочки с фимиамом и блестящие курильницы для него; шустрые помощники, которых выбрали за приятную внешность, держали чаши и топоры для жертвоприношения, флиртуя с молодыми рабынями семьи с помощью своих тонких усиков. Чтобы привлечь внимание богини, воздух был наполнен приятным яблоневым ароматом и отвратительной вонью от шерсти козы, которую жрец только что ритуально опалил на жертвенном огне.

Они приготовили белую козу с венком на рогах и беспокойным видом; спрыгивая с колоннады, я подмигнул ей. Коза встретилась со мной глазами, неистово заблеяла, потом укусила юношу, державшего ее на веревке, в чувствительный молодой пах и дала деру к берегу.

Креветкообразный помощник Мило бросился за козочкой. Помощники жреца весело понеслись за ним. Убитые горем посетители храма, чье великое дело оказалось погребенным под руинами, поставили свои дорогие лавровые венки к алтарю, где на них не наступят, и тоже устремились вдоль берега. Коза уже пробежала не меньше стадия. Я был в своем религиозном одеянии; смеяться было бы недостойно.

Я собирался побыть здесь какоето время, пока не вернется вся эта процессия. Верховный жрец чтото раздраженно воскликнул и направился к крыльцу храма. Я последовал за ним, хотя его поведение обескуражило меня; плохое начало моей новой дипломатической роли.

Авл Курций Гордиан был в возрасте около пятидесяти лет, слегка выше меня и имел неказистое сгорбленное телосложение. У него, словно у слона, были большие перепончатые уши, маленькие красноватые глазки и лысая морщинистая кожа нездорового сероватого оттенка. Мы оба сели на край площадки и обхватили руками спрятанные под одеждой колени.

Понтифик закрылся рукой от солнца и раздраженно вздохнул, глядя на цирк, который к тому времени уже превратился лишь в движущиеся точки на расстоянии четверти мили.

— О, это просто смешно! — вскипел он от злости.

Я мельком взглянул на него, словно мы были незнакомцами, которых свел забавный случай.

— Жертва должна охотно идти к алтарю! — любезно произнес я, предавшись воспоминаниям. В двенадцать лет я пережил серьезный религиозный период.

— Действительно! — Он вел себя приветливо и общительно, как и подобает профессиональному служителю храма, но вскоре показалась колкость, присущая сенатору в нерабочее время. — Вы производите впечатление посланника, — заметил он, — который надеется, что его прибытие должно быть предсказано мне во сне!

— Мне кажется, вы слышали обо мне от того назойливого человека на осле, который, как я только что видел, возвращался в Кротон. Надеюсь, вы отблагодарили его динарием. И надеюсь, приехав в Кротон, он обнаружит, что динарий фальшивый!

— Вы стоите динарий?

— Нет, — признал я. — Но тот выдающийся персонаж, который меня послал, платит даже несколько.

Я ждал, пока Гордиан повернется и внимательно посмотрит на меня.

— Кто это? Кто вы? Жрец?

Он был очень резок. Как некоторые сенаторы. Некоторые скромны; некоторые рождаются грубыми; некоторым так надоело в политике иметь дело с олухами, что они невольно кажутся нетерпимыми.

— Скажем, я несу свою службу у алтаря ради государства.

— Вы не жрец!

— Каждый мужчина является верховным жрецом в своем собственном доме, — набожно произнес я. — А вы? Добровольное изгнание при вашем положении непозволительно! — Продолжая подтрунивать над ним, я чувствовал, как горю от раскаленных от солнца больших камней позади меня. — Здесь верховный жрец считается хорошей, почетной должностью, но никто не ожидает, что сенатормиллионер каждый день будет заниматься скучной работой, снимая шкуры с коз на влажном морском воздухе! Даже если бы служение хозяйке Олимпа было завещано вам одному с вашими семейными оливковыми рощами — или вы со своим знатным братом тотчас подкупили бы этих служителей? Скажите, какова сейчас плата за такую изумительную должность, как эта?