Ты меня любишь - Кэролайн Кепнес Страница 22

В школе у меня был одноклассник, которого звали Алан Бугсид. Естественно, все дразнили его Аланом Пукситом. Он обладал внушительными размерами и еще прихрамывал — что-то с костями или суставами. Каждый день ходил в футбольных майках и мечтал стать защитником в «Джайентс»^[15]. Только вот жизнь плевать хотела на мечты, и даже тогда, в шестом классе, я знал, что бедняга Алан Пуксит будет работать в магазинчике спортивных товаров «У Дика» в Нью-Джерси (и оказался прав!), а пару лет назад бедняга и вовсе отдал концы, пока дрочил в подвале дома своей матери.

Твой муж напомнил мне Алана, Мэри Кей. Последние тридцать шесть часов я изучал все, что удалось найти о Филе Димарко. Я прошерстил все соцсети. Посмотрел каждое древнее интервью для телевидения, где он расхваливает парней из своей группы. Покопался в архивах «БлюзоФилии» и зашел в его «Твиттер»: он не понимает, как ставить хештеги, поэтому пишет «Всем мир#» в конце каждого твита, а большая часть его подписчиков — стареющие шлюхи-наркоманки (да простят меня шлюхи и наркоманки), которые отмечают его на фотографиях своих новых имплантов, а Фил иногда лайкает эти снимки, — интересно, ты в курсе? Или тебе уже давно наплевать?

Как и Алан Бугсид, Фил не откажется от мечты. Как и Алану Бугсиду, Филу следовало бы умереть. Он не работает. Он получает жалкие гроши за свое радиошоу в кладбищенскую смену (и то лишь благодаря рекламным роликам) пять ночей в неделю; хорошо, я признаю, что ему достаются неплохие отчисления за авторские права (одна из его любимых тем для беседы со слушателями), но с каждым годом их все меньше. Пожалуй, немногое в мире выглядит трагичнее, чем мужчина, одержимый стремлением быть тем, кем он стать попросту не может. Ты наверняка ждала, что появятся новые «акулы», однако Фил, как это часто бывает с музыкантами, тут же выпал из обоймы.

Его слава длилась лишь секунду. А слава ядовита.

Слава рок-звезды особенно токсична. Она словно капля пищевого красителя, и одной капли — одной невинной голодной акулы — достаточно, чтобы прозрачная вода навсегда осталась красной. Каждый альбом «Сакрифил» оказывался слабее предыдущего, Мэри Кей, словно книги Эдгара Аллана По, и твой муж борется с собственным умиранием каждую ночь, подначивая в прямом эфире своих филистимлян, вяло бунтуя против индустрии и благодаря тебя за спасение жизни (правда, при этом подспудно обвиняя в том, что ты его приручила). Он отлично играет роль непризнанного гения, который отказался от занятий искусством и посвятил себя отцовству. На самом же деле Фил — неудачник. Музыканты в его группе меняются со скоростью звука, и будь он управляющим в какой-нибудь пончиковой, его уже уволили бы за неумение работать в команде.

Я включаю в машине обогреватель. Сегодня холодно, а я припарковался около студии звукозаписи твоей крысы. Я изменил наши правила, и новые правила предназначены для того, чтобы их нарушать. Я захватил пару ножей для разделки мяса, которые рекламирует Рейчел Рэй^[16], — надеюсь, безвременная кончина Фила не испортит репутацию Бейнбриджа как безопасного местечка. Фил достаточно известен, чтобы привлекать внимание всяких ненормальных, и когда рано утром его тело обнаружит какой-нибудь бегун, все решат, будто он пал жертвой сумасшедшего филистимлянина, — кармическая расплата за долгие годы близкого общения с поклонниками, следящими за кумиром в «Твиттере». Копы могут еще предположить, что у Фила пошла не по плану очередная покупка наркотиков, — я узнал, что он как раз пытался завязать. Послушав каждую написанную им песню, с сожалением заявляю: чувства к тебе — ничто по сравнению с его истинной любовью к героину.

Я все знаю, Мэри Кей. Знаю, что вам пришлось несколько лет назад «затянуть пояса» — чертовы семейные узы! — и переехать в домишко, который Фил называл своей конурой. Он довольно забавный, не могу не признать, а из моих уст это высшая похвала! Словно он возглавлял по меньшей мере «Лед зеппелин» и заслуживает роскошный замок, а ведь Фил написал одну-единственную песню, известную лишь немногим фанатам с хорошей памятью. Я так счастлив, что ничем не знаменит! И теперь смотрю на тебя совершенно по-новому.

Вы с Филом начали встречаться в старших классах. Он пел в группе. Ты не смогла устоять.

В колледже ты забеременела. Он подсел на наркоту и сочинил свои лучшие песни.

Ты была его музой, а когда магия исчезла, он тебя же и винил.

Ты его мать. Его нянька. Его опора.

Однако сегодня я тебя освобожу.

Сейчас четыре часа утра, Филу ужасно одиноко (ох, как бы ему не понравилось такое описание!), и мне нужно выбраться из машины, войти в здание и покончить с ним раз и навсегда. Я сжимаю рукоять ножа.

Прибавляю громкости лебединой песне Фила (прости, друг), — и я, судя по всему, вовремя, Мэри Кей. Бедняга сегодня совершенно слетел с катушек, разглагольствуя о счастливчике Курте Кобейне.

Его рот, как обычно, слишком близко к микрофону.

— Что тут сказать… — Его голос уже не тот, что раньше. — «Нирвана» стала «Нирваной», потому что Кортни убила Курта. А когда ты остался в живых, как я… Понимаете, мы поклоняемся мертвым. Ставим их на пьедестал. Музыка звучит гораздо лучше, если певец уже уснул вечным сном, а таких очень много… Ты умираешь, тебя нет рядом, чтобы почувствовать любовь, — и тогда любовь приходит.

Он рассуждает так, будто Курт Кобейн не прославился до своей смерти. Может, мне и не придется убивать Фила; может, сейчас сюда примчится разъяренная толпа… Я не свожу глаз с зеркала заднего вида. Ни души. И уж тем более никакой разъяренной толпы. Я один из десяти или, так и быть, двенадцати слушателей в столь поздний (или уже ранний) час.

— Нет, ребят, — продолжает Фил, — я не озлоблен… — О да, ты озлоблен. — Но однажды ночью мы играли джем-сейшн с Крисом^[17]… — Ну конечно. Проверить-то невозможно, ведь Крис Корнелл мертв. — И он сыграл вариацию на мой рифф… Скажем так, вскоре я услышал этот рифф в его песне «Black Hole Sun»…