Бабочка на огне - Елена Аверьянова Страница 21

— А вы, собственно, кто? — догадалась наконец спросить она пришелицу из совершенно другого мира Мирру. — По какому такому поводу моей родной сестрой интересуетесь, как милиционер?

Совьен объяснила, а Кассандра Юльевна, закрыв глаза, поняла, что дождалась. Пришел посланец из семейства Басмановых. Ей ли, Кассандре, не знать, кто такой ярчайший представитель княжеского и творческого рода — Артем Сергеевич. Ей ли не знать?

— Значит, вы говорите, что Сабина была четвертой женой Артема, а вы — третьей? — насмешливо спросила старуха Мирру. — Понятно.

Дама в голубом внезапно показала зубы, но не в улыбке. Разозлилась, видать.

— Что вам понятно?

— Ну, мне понятен ваш пыл узнать о более удачливой сопернице побольше, — съязвила Кассандра, казалось, наплевав на обещанное вознаграждение. — Если бы меня муж бросил, я бы тоже захотела убить обоих… печатным словом. Хотя столько лет прошло…

— Что ж, — сказала дама, вставая, одергивая идеально сидящий на ее стройной фигуре костюмчик. — С вами мне все ясно. Спасибо, что сразу не выгнали.

— А я не знала, кто вы, — улыбнулась беззубым ртом гарпия.

Мирра Совьен ничего не ответила выжившей из ума старухе, которая по возрасту была младше ее, пошла на выход молча.

Следуя законам гостеприимства, Кассандра Юльевна, покряхтев, тоже встала и, двигаясь вслед за обидевшейся на правду «писательницей», принялась, пока горячо, ковать железо, вести свою игру, играть сцену, в которой — ее выход.

— Получила я вчера пенсию, — сообщила она Мирре важную новость, от которой даму в голубом передернуло. — Пенсия маленькая, но на две котлетки на сегодняшнее утро я все-таки потратилась. Да вот беда, — Кассандра Юльевна почмокала старушечьими губами, — подгорели котлетки, забыла я про них. И Мишаня бы их жрать не стал, — вспомнила бабушка про сдохшего песика.

— Всего доброго, мне пора, — попробовала опять вырваться из сетей жирная рыба Мирра.

— Так на кухне от жареного так воняло, так воняло, — продолжала рассказывать о котлетах Кассандра, не слыша прощальных слов дамы в голубом. — На всю квартиру. И сейчас воняет. Понюхайте.

«Меня сейчас вытошнит», — «ответило» Кассандре лицо Мирры Совьен.

Бабушка Яга, какой наверняка казалась Кассандра Юльевна Мирре Леопольдовне, поводила по воздуху носом, пошмыгала, принюхиваясь, перестала паясничать и посмотрела на злую писательницу умно.

— У меня насчет Сабины и Артема такой жареный факт имеется, что, если вы о нем напишете, вашу книгу с прилавков сметут. Только я сейчас о нем не расскажу, — добавила она прямо в открытый рот гостьи. — И условия, на которых мы с вами поработаем, не назову. Вы сколько в Любимске пробудете?

— Два дня, — ответила гостья, не зная, впрочем, как реагировать.

Прикинув что-то в уме, бабушка сказала:

— Через неделю — я вам расскажу.

— Я сказала, через два дня уезжаю. — Мирра повысила свой красивый низкий голос, как будто Кассандра Юльевна была глухая.

Хозяйка покачала головой — поставила в споре точку.

— Через неделю. Придется вам задержаться, — она открыла замок. — Поверьте, вы не пожалеете, узнав некий факт совместной биографии Сабины и Артема.

— Какой он вам Артем? — недовольно спросила Мирра, перешагивая через порог и раздражаясь от слова «совместной», а также оттого, что, как о хорошем знакомом или, упаси боже, о родственнике, говорит почти неизвестная ей сестра любовницы ее мужа. И не имеет значения, что любовница потом стала четвертой женой, свергнув с супружеского трона третью.

Кассандра Юльевна подумала: «А поменяю-ка я в своей будущей санаторной комнате занавески, а повешу-ка я вместо розовых нежно-салатовые — под цвет ее шарфика». Она молодо рассмеялась.

— Да такой уж он, отец моей дочери.

— Что? — коротко, но уже растерянно, хотя и не поняв, о чем это она, Баба-яга, говорит, спросила Мирра и чего-то испугалась. Вероятно, чужой тайны.

Баба-яга захлопнула дверь.

В полной растерянности, в смятении духа спустилась Мирра Леопольдовна по лестнице с первого этажа.

«Не пришлось бы менять название книги, — подумала, — на другое, типа «Не будите спящую собаку». Если старуха не врет».

«Конечно, врет», — попробовала успокоить себя мадам Совьен, выходя из подъезда, окунаясь в душный воздух лета, но, отлично зная уже, что никуда она из Любимска через два дня не уедет.

«Мне ли его не знать?» — глядя на обшарпанную временем входную дверь, снова подумала Кассандра Юльевна, хотела усмехнуться, да что-то не получилось.

Как всегда, в тяжелых случаях (последний был с ней недавно, когда ей неправильно пересчитали пенсию) Кассандра Юльевна крепко пожалела, что не умеет курить. Сначала отец не велел — дескать, голос испортишь, потом и сама поняла: прав папа. Да и привыкла уже справляться с невзгодами собственными силами, без красивой затяжки.

А как бы уместно смотрелась она сейчас с сигареткой в руке — вся в прошлом.

Кассандра Юльевна порылась в комоде, нашла ручку без пасты, засунула в рот, «закурила». Слишком серьезными вещами предстояло ей сейчас заниматься — воспоминаниями.

Молодого красивого Артема Басманова она увидела живьем не важно сколько лет назад. Одно слово, много. Тогда она еще цвела на сцене Любимского драматического театра никем не сорванной розой. Она и ее старшая сестра, всеми признанная прима Сабина Огнева.

«Это ты врешь, про себя — про розу-то, — осудила себя за ложь старая Кассандра Юльевна. — Гордым цветком казалась восхищенным зрителям Сопочка, не ты — бледное, полевое растение».

Согласно рангу и букеты люди дарили Сабине Огневой — роскошные, тяжелые, свежесрезанные розы — с капельками влаги на ярко-красных или бордовых лепестках, Кассандре Радловой — все, что попроще: гвоздички, василечки, ромашки. Через цветы, переданные не по назначению — не в те руки корзина с розами попала, — и случилось великое происшествие в жизни всегда второй — и по возрасту, и по удаче — сестры, великое чудо — любовь.

В тот памятный день — век прошел, а не забывается — Сабина Огнева внезапно, перед самым выходом на сцену, занемогла. Отец сказал второй своей дочери:

— Это твой шанс. Сыграй вместо сестры. Пошла.

В профиль Кассандра была похожа на конкурентку по сцене — на это и расчет делался в начале спектакля. Когда еще провинциальный, неискушенный в театральном деле, зритель поймет, что его, грубо говоря, «кинули» — не ту актрису «подсунули». А может, надеялся папа, и сыграет хорошо от страха и неожиданности его младшая, не талантливая дочь.

Спектакль она не сорвала, кое-как побарахталась, собралась с творческими силенками, главную роль вытянула. Помогла ей в этом отнюдь не способность к перевоплощению — дар божий, а две привычки. Одна, врожденная — к любопытству, другая, приобретенная — быть наблюдательной. Стоя за кулисами все репетиции, на которых Сабина постепенно входила в образ главной героини, Кассандра, оказалось, «намотала на ус», запомнила, вобрала в себя внешние атрибуты колоссально талантливой сестринской игры — жесты, походку, вибрации голоса, поняла сверхзадачу роли — ту самую, решения которой требовал от актеров Станиславский. Аплодисменты зрителей Кассандра Радлова принимала почти заслуженно, а когда ей в гримерную принесли корзину с роскошным букетом роз, и вовсе уверовала в свою, внезапно засиявшую над Любимскими подмостками, звезду. Совсем немножко ей подпортила настроение записка, адресованная блистательной исполнительнице главной женской роли — Сабине.