Версальский утопленник - Жан-Франсуа Паро Страница 21

— Подобные запахи требуют объяснений, — заявил Семакгюс.

— О, — подбоченившись, воскликнула Катрина, — брежде боложите себе по кузочку, так как я боюсь, как пы кушанье не остыло, ведь его натобно есть горячим. Такое плюдо готовят у меня в Эльзасе; это печень раков, приготовленная по рецепту, придуманному в Селесте.

— Но сначала раков кастрируют, я однажды помогал Марион и знаю, как это делается, — с воодушевлением воскликнул Луи. — Ах, как они щиплются, мошенники! Я и не знал, что у них такая большая печень!

— Браво! — восхитился Семакгюс. — Кажется, в нашем полку прибыло.

— Да, у них вытягивают черную ниточку. Для зегодняшнего вечера я купила на рынке польше пяти сотен, и бримерно треть опустила в кипяток прямо в панцире, чтобы украсить шейками плюдо. Остальных измельчила вместе с панцирем. Затем вывалила измельченных раков на зковородку, добавила масла, лучку и бриправок и хорошенько обжарила до красноватого цвета. Потом щедро развела молоком, прокипятила и бротерла смесь через тряпочку. Затем как зледует взбила пять десятков яиц, звеженьких, только что из-под курочки, и допавила в молоко, чтобы оно загустело. Затем взяла кузочек муслина.

— Ох, ну и работка! — воскликнул Бурдо.

— Не торобитесь, торобыги! Полученную смесь зафернула в муслин и подвесила зтекать, чтобы она отдала всю жидкость. Затем выложила смесь в кразивую фарфоровую босудину и выставила на холод. И дальше стала готовить соус, для которого взяла зливки и допавила их в молоко, остафшееся от печенок. Добавила мазла и размешала деревянной ложкой. Ну, ботом еще допавила пряностей, а в самом конце соль, перец, мускат и петрушку.

За столом раздались восторженные возгласы.

— Хотелось бы узнать, — робко начал Ноблекур, стараясь не встречаться глазами с суровым взглядом Марион, — могу ли я надеяться отведать это чудо?

— Гм! — хмыкнул Семакгюс. — Повод действительно заслуживающий. Я склонен разрешить, однако в меру, и при условии не покушаться на тот нектар с виноградников Рейна, что, как я вижу, Пуатвен достает из ведерка со льдом. Крошечку раковой печенки и капельку соуса.

— Видите, как он со мной обращается! Прекратите скаредничать, словно нотариус. Капельку, говорите? Посмотрите, какая стоит жара! Дождь из капелек. И ливень рейнского, чтобы справиться с засухой.

— Сударь прав, — промолвила Катрина, — у нас обычно говорили:

Съевши салату,

Не дал врачу дуката,

А яичко скушавши,

Не дал огрести

Еще парочки.

— Вот прекрасная дерзкая поговорка, бросающая вызов нашим медикам из Сорбонны. Подумайте только, когда дело дойдет до пятидесяти, я разорен!

— А я, — начал Николя, — воскреснув, чувствую себя на седьмом небе от счастья. Аромат этого нежного и одновременно плотного суфле щекочет мне ноздри. Раковые шейки под мягким масляным соусом — какое наслаждение! А хлеб с хрустящей корочкой, облекающей свежайшую мякоть!..

— Я словно слышу Гримо де ла Реньера, когда он рассказывает про паштет из свиной головы. О, сколь сладостны речи обоих этих Лукуллов! — с неподражаемой улыбкой воскликнул Лаборд.

— Вспомните, откуда я вернулся и где я сейчас. На борту «Сент-Эспри» я довольствовался кусочком солонины и парой сухарей, да и то лишь благодаря щедротам принца.

— Отчего же вы не взяли с собой запас пеммикана по примеру нашего друга Наганды?

— Или же большую коробку айвового мармелада, — добавил Луи. — Он просто спас меня в коллеже в Жюйи. Господин де Ноблекур следил, чтобы у меня его всегда было вдоволь.

— Ах, что за милое дитя, он все еще помнит об этом! Посмотрите на вашего отца. Впрочем, он вас не слушает, ибо занят поглощением пищи.

— А вот и нет! Я пью ваши слова, являющиеся лучшей приправой сегодняшних изысканных блюд. Они словно партия скрипки из королевского оркестра, что услаждает слух короля во время обеда.

— Посмотрите на этого льстеца! А вы, Лаборд, как продвигается ваш труд?

— Это всего лишь скромный очерк по истории музыки.

— Оцените определение «скромный», — вставил Семакгюс. — Всеобъемлющая история высокого искусства в двух томах in-quarto!

— Наука, право, война и музыка, — произнесла Эме. — Да сегодняшнее застолье — это настоящее скопище талантов!

— И во главе его, мадемуазель, — ответил Ноблекур, приподнимаясь в своем кресле, — фация, красота и остроумие.

— Что нового дает нам ваш трактат? — спросил Бурдо.

— Осмелюсь утверждать, что нынешней столицей музыки является Неаполь. Пуччини, Дуранте, Перголезе, Гассе, Порпора, Скарлатти, Паизиелло, Буонанчини… А скольких еще я не назвал! Я намерен расширить наши знания о музыке, дабы иметь возможность со знанием дела судить об этом виде искусства, привить вкус к новым оперным постановкам, а также разъяснить причины разногласий, возникающих при их оценке.

— Черт побери, достойная задача, — молвил Ноблекур, — и для этого не надо ездить из Парижа в Кемперкорантен. Да и повод хорош: новое в поддержку нового. Однако, мне кажется, вы дерзаете бросить мне вызов. И где же, сударь, за моим столом?! Завтра я пришлю вам своих секундантов. А так как я являюсь стороной оскорбленной, выбор оружия за мной: шахматы, поперечная флейта или скрипка, на выбор. Но вам не удастся никого обмануть. Я чувствую, как за вашим наглым глюкизмом скрывается горечь автора. Под пару вашему «Путешествию в Италию» только что вышло «Живописное путешествие в Грецию» маркиза де Гуфье. Ха-ха-ха! Я смеюсь, сударь, глядя, как топчут ваши географические грядки.

— О, прокурор, исполненный лукавства! Он проделывает фокусы не хуже записных фигляров на ярмарке в Сен-Лоран. Он готов поменять свои убеждения, лишь бы посильнее ущипнуть меня. Как мог он вообразить, что выход новой книги может огорчить меня и опечалить? Какое низкое коварство! Заметьте, Луи, на улице Монмартр свой храм выстроило лицемерие. Председателю Сожаку еще учиться и учиться. У него появились соперники среди служителей правосудия, пусть даже и в отставке.

Все смеялись, слушая дебаты друзей, обладавших различными музыкальными пристрастиями, над которыми оба никогда не забывали посмеяться.

Пуатвен, пытаясь привлечь к себе внимание, почтительно покашлял:

— Сударь! Там, внизу, стучат в дверь. Я пойду посмотрю, кто там.

— Продолжение! Продолжение! — крикнул Николя.

— Сейчас нас ждет блюдо нашего хирурга, — откликнулся Ноблекур. Он измерял пульс больного, а в перерывах бегал к плите.

— Итак, — начал Семакгюс, прочищая горло, — уточки, приготовленные по моему рецепту. Вооружившись скальпелем, мы отделили мясо от костей, не испортив при этом кожу, и начинили эту кожу фаршем из пулярки, соединив его для пикантности с парочкой анчоусов и кусочками вестфальской ветчины. Потом тушки положили в сковороду на ложе из лучка и сальца и отправили на огонь. А я тем временем готовил соус. Взяв немного уксуса с мясным соком, луковицу, лук-шалот, соль и перец, я поставил смесь на огонь, а когда все уварилось, протер смесь через сито. Потом — слушайте внимательно! — я добавил цедру бланшированных апельсинов, сок двух померанцев, несколько мелко нарезанных анчоусов, стакан шампанского и ложечку меда. Закинул в плиту еще горсточку раскаленных углей и поставил тушиться соус, добавив добрый кусок масла, дабы придать ему блеск. А потом этим соусом, гармонично сочетающим в себе сладость и горчинку, полил срезанное с костей и мелко нарезанное мясо уточки.