Тайна голландской туфли - Эллери Квин Страница 21

— Ссорились? — с интересом уточнил инспектор. — По поводу чего?

— Никто вам не скажет. — Морхаус пожал плечами. — Просто цапались по мелочам. По крайней мере, Абигейл часто с досадой говорила мне, что «рассчитает эту женщину, чтобы не видеть», но никогда так и не выполнила своего намерения. Полагаю, она стала для нее привычкой.

— А какова в семье прислуга?

— Обычный набор. Бристоль — дворецкий, экономка, несколько горничных — ничего интересного, если вы это имеете в виду.

— Мы, кажется, подошли к тому ужасному этапу в любом деле об убийстве, — устраиваясь поудобнее, тихо начал Эллери, — когда наступает черед вопросов о — спаси господи! — завещании... Давайте приступим, с вашей помощью, Морхаус. Давайте.

— Боюсь, — с неохотой сказал Морхаус, — все это еще скучнее, чем обычно. Ничего зловещего и таинственного. Все совершенно на виду и юридически выдержано. Никаких денег в пользу голодающих в Африке, никаких родственников, выплывших из небытия... Вся недвижимость отходит Хильде. Хендрику отписано больше, чем он того заслуживает, старому жирняге завещана львиная доля доходов. Если он не выпьет годичный запас ликеров города Нью-Йорка, ему хватит на оставшуюся жизнь. Саре завещано столько, что она не успеет этого потратить до своей смерти. У прислуги, само собой, пожизненное пособие — весьма щедрое. Госпиталь будет обеспечиваться из фонда, которого хватит на несколько лет существования. Это помимо того, что госпиталь — заведение самоокупаемое.

— Все в совершенном порядке, — заметил инспектор.

— Именно об этом я вам и говорил. — Морхаус покачался на стуле. — И давайте закончим с этим, джентльмены. Вы будете удивлены, но доктор Дженни упомянут в завещании дважды.

— Что такое? — привстал инспектор. — Что там?

— Два разных наследства. Одно — персональное. Дженни был протеже Абби со времен своей юности. А еще одно — для пополнения специального фонда, предназначенного для оплаты неких научных изысканий, которые совместно ведут Дженни и Кнайсель.

— Так-так, — потребовал инспектор, — уточните. Кто такой Кнайсель? Я впервые слышу это имя.

Доктор Минхен придвинул свой стул поближе.

— Я вам могу рассказать о нем, инспектор. Мориц Кнайсель ученый — вероятно, австриец, — работающий вместе с Дженни над весьма революционной медицинской теорией. Что-то по части металлов. У него лаборатория на одном из этажей, специально вытребованная доктором Дженни. Там они проводят ночи и дни в работе. Кнайсель — трудяга.

— В чем состоит суть этого исследования?

Минхен с явным беспокойством ответил:

— Я не думаю, что кому-то известны подробности их работы. Они хранят по этому поводу полное молчание. Лаборатория является изюминкой госпиталя. Никто никогда не входил в нее, кроме этих двух человек. Она запирается массивной металлической дверью, у нее укрепленные стены и нет окон. От внутренней двери лаборатории ключи хранятся у Кнайселя и Дженни, но, кроме ключей, нужно знать комбинацию кодов. Дженни запретил вход в лабораторию буквально всем.

— Тайна за семью печатями, — пробормотал Эллери. — Прямо Средневековье какое-то...

— Вам известно об этом что-нибудь еще? — обратился инспектор к Морхаусу.

— Ничего о самой работе — но я думаю, могу сообщить кое-что интересное. Это самая новейшая разработка...

— Простите. — Инспектор кивнул Вели: — Пошли кого-нибудь за этим Кнайселем. Нужно с ним поговорить. Усади его где-нибудь, пусть ждет, пока я не вызову...

Вели передал приказ кому-то в коридоре.

— Да, мистер Морхаус, продолжайте.

— Думаю, вам это покажется интересным, — сухо повторил Морхаус. — Видите ли, кроме того, что Абби отличалась добрым сердцем и мудрой головой, она все-таки была женщиной. То есть меняла свое мнение бессчетное количество раз. И поэтому я был не сильно удивлен, инспектор, когда две недели тому назад она сказала мне, что хочет изменить завещание.

— Бог ты мой! — застонал Эллери. — Это дело, я вижу, будет изобиловать техническими сложностями. Сначала анатомия, затем металлургия, а тут еще юриспруденция...

— Но не подумайте, что в прежнем завещании что-то было не по ее воле! Нет, она просто переменила намерение относительно размера одной доли наследства...

— Вероятно, доли Дженни?

— Да, Дженни. — Морхаус бросил на Эллери быстрый взгляд. — Не персональной его доли, а фонда научного исследования Дженни-Кнайселя. Ей хотелось, чтобы этот пункт был вычеркнут из завещания полностью. Тут не требовалась переделка всего завещания, однако вырисовались дополнительные резервы в пользу прислуги, нескольких благотворительных фондов и прочее, тем более что последний вариант завещания был составлен два года тому назад.

— И новое завещание было составлено? — Эллери так заинтересовался, что сел совершенно прямо.

— Конечно. Предварительный вариант, к сожалению не подписанный еще. Эта ее кома, а теперь убийство, — поморщился Морхаус, — помешали. Если бы я только знал, что такое может произойти! Никто из нас и не предполагал. Я планировал дать Абби на подпись новый вариант завтра. А теперь слишком поздно. Итак, остается в силе старое завещание.

— Нужно его просмотреть, — резюмировал инспектор. — Завещания вечно являются причиной убийств... Скажите, старая леди вбухала много денег в исследование?

— Вбухала и утопила — именно те самые слова, — резко ответил Морхаус. — Полагаю, все мы с вами могли бы безбедно существовать до конца дней на эти деньги... И все ради чего? Ради каких-то таинственных экспериментов.

— Вы сказали, — вставил Эллери, — что никто, кроме Дженни и Кнайселя, ничего не знает об исследовании. А миссис Дорн знала? Представляется весьма странным, при ее, как вы говорите, здравом смысле и уме, что она финансировала проект, ничего о нем не зная.

— На каждое правило есть исключение, — нравоучительно сказал Морхаус. — Дженни был слабостью Абби. Она слишком верила каждому его слову. Готов поклясться, однако, что на моей памяти Дженни ни разу не обманул ее доверия. Но конечно, она не знала о научной стороне проекта. Понимаете, это долгосрочный проект — Дженни с Кнайселем работали над ним вот уже два с половиной года.

— Вот оно как! — присвистнул Эллери. — А может быть, именно из-за растянутости работ она решила вычеркнуть этот пункт из своего завещания?

— Умное предположение, Квин. — Морхаус поднял брови. — Скорее всего. Первоначально они оба обещали закончить проект за полгода, но затянули на два года. Хотя она, как и прежде, обожала Дженни, она сказала, я цитирую ее слова: «Я прекращаю субсидировать такое сомнительное начинание. Деньги в наши дни становятся все нужнее...»

Инспектор внезапно встал.

— Благодарю, Морхаус. Не думаю, что вы потребуетесь нам далее. Идите.

Морхаус вскочил будто узник, с которого сняли оковы.