Мысли - Андрей Демидов Страница 20

— Что вы говорите, господин Цойшель? — не расслышал Гесбергер.

— Ничего, — Хорст взял со стеллажа одну из папок и начал быстро ее пролистывать, — свяжитесь с лейтенантом, пусть он организует наблюдение за окнами всех зданий, выходящих на фасад банка. Боюсь, нам могут помешать отсюда выбраться. По крайней мере, это логично.

Герсбергер замялся:

— Но у нас нет рации, она осталась у старшего наряда, у Бредера…

— Черт возьми, вы полезли в горящий дом и не прихватили связь, вот это фокусы, господа полицейские!

Хорст покрылся испариной, захлопнул папку и сорвал трубку телефона, но она была глуха. Телефаксы тоже не работали. Тогда, подбежав к окну, Хорст рванул раму на себя, но сразу же ее захлопнул: в комнату повалил горячий дым.

— Значит, так, Гесбергер, вы должны спуститься вниз и передать все, что я сказал лейтенанту, а затем вернуться к нам с рацией. Действуйте! — Хорст отвернулся от понурившихся полицейских и снова занялся документами: — Вертхольц, нам надо все документы здесь просмотреть, одни взять с собой, другие уничтожить.

— Так это и без нас огонь сделает…

— Может, сделает, а может, нет… Ну ка, а в этом ящике что? Заперт. Вертхольц, взломайте этот ящик!

— Господин Цойшель, вы уверены в том, что вы делаете? Может, свалим отсюда? — пробурчал Гесбергер, присев на столе, заваленном битым стеклом и щепой от искромсанной оконной перекладины.

Хорст, не оборачиваясь, злобно крикнул ему:

— Вы что, еще не спустились?

Полицейский лениво влез на подоконник, перескочил на лестницу и начал спускаться. Вертхольц тем временем выламывал ящик. Покончив с ним и высыпав его содержимое перед Хорстом, он принялся выдергивать ящики из всех столов. Те, что были заперты, с видимым удовольствием разбивал. Напоследок он сломал ящик, из которого высыпались образцы разноцветных зубных щеток, одноразовых бритвенных станков без упаковок, тюбиков с кремами, пастами, пузырьки лосьонов и еще какая то мелочь интимного свойства. Все это барахло в подступающем огне и едком дыме смотрелось наивно и беззащитно, словно детские игрушки…

Потом полицейский принялся стаскивать и ссыпать в центр комнаты все папки и скоросшиватели:

— Вот, уважаемый, — тяжело отдуваясь, сказал он, стирая копоть со своего лба, — все, что удалось найти. Кстати, вы скажите, на что похожи ваши бумаги, и я тоже пороюсь…

Фромм, уже отложивший в сторону несколько заинтересовавших его документов, отрицательно мотнул головой:

— Эти бумаги похожи на все другие конторские бумаги, вроде тех, что каждый месяц присылаются по почте, в виде счетов на газ, электричество, телефон и воду. Боюсь, вы не справитесь… Попробуйте ка лучше повозиться с сейфом, может быть вам удастся подобрать код, а ключ наверняка спрятан где то рядом. Как обычно…

— Да нет, он открыт и там пусто.

— Вот даже как. Грубо, очень грубо сработано… Теперь меня уже никто не уверит, что пожар возник случайно.

— Но ведь он начался внизу, в банке. Это ведь, насколько я понимаю, другая богадельня, господин Цойшель.

— Видимо, бизнесмены из «Майнц Телефункен» решили приписать гибель документов пожару в банке. Еще ему и иск предъявить не постесняются. Для отвода глаз, опять же. Подозрительно не потребовать компенсацию за уничтоженный офис, не так ли?

— Так. — Вертхольц согласно кивнул.

Хорст прошел мимо полицейского и остановился у открытой двери сейфа:

— Да, действительно ничего нет.

Он нагнулся и взял с верхней полки стопку чистой бумаги, залитой сверху темными чернилами.

— Что ж, разумно. Сгоревшая в сейфе девственная бумага без следов чернил может навести на мысль, что она заменяет собой документы, которые перекочевали в другое место. — Хорст бросил бумаги себе под ноги и внимательно посмотрел на Вертхольца. — Кстати, господин полицейский, вы предупреждены о том, что разглашение любой информации по поводу того, что вы здесь увидели или услышали, может грозить вам тюремным заключением?

— Теперь уже предупрежден. Но позвольте вопрос: какая может быть угроза в этих зубных щетках и презервативах? Они что, дырявые?

— Это ширма, Вертхольц, ширма и больше ничего… Все, вы меня отвлекаете! — Фромм мгновение прислушивался к звуку падающей на крышу воды и гудению пламени на нижних этажах. Потом скинул куртку обнажив кобуру с торчащей из нее рукояткой револьвера, сунул в рот сигарету, закурил и продолжил поиски.

— Надо же, курит. Здесь жарища как в бане, дышать уже нечем, а он курит. Хорошо хоть эти штуки с крышками…

Вертхольц подошел к одному из вентиляционных отверстий и плотнее закрыл его задвижкой.

Несмотря на это, едкий дым продолжал сочиться. Полицейский закашлялся до слез, выругался так крепко, как умел, и добрался сквозь сизую дымку к разбитому окну.

— Уже ни черта не видно, скоро и помочиться не смогу, не найду в тумане агрегат… Фу… свежий воздух! — Он расстегнул на мундире все пуговицы, скинул фуражку, провел ладонью по взмокшим волосам, глянул вниз и сразу отшатнулся от окна: — … Эй! Эй, как там… Цойшель, скорее!

Хорст, будто ожидая этого зова, кинулся к окну. Отпихнув замявшегося полицейского, он свесился через подоконник. Внизу, на мокрых плитах узкого двора, лежал Гесбергер, его фуражка валялась неподалеку.

— Он что, сорвался? — удрученно выдавил из себя Вертхольц.

— Мне кажется, ему помогли. Отойди ка от окна, парень…

— Да, да, конечно…

Они вместе уселись на палас рядом с окном. Фромм вынул из под себя пачку маркировочных фломастеров, зло швырнул их прочь. И в этот момент с ужасающим звоном и клокотаньем лопнули стекла крайнего окна. С улицы ворвался огонь и стал расползаться по комнатам офиса.

Пламя принялось облизывать раму, загибаясь отдельными языками к потолку, который моментально закоптился, а из щелей у плинтуса поползли густые струи черного дыма.

— Кажется, четвертый этаж занялся вовсю! — Хорст потрогал ладонью горячий пол. — Скоро на нем можно будет поджаривать яйца. А что, как вы думаете, Вертхольц, тот пожарный, на крыше музея, все еще там? Хотя он, наверное, не видит лестницу уже на уровне третьего этажа. Поэтому падение этого бедняги мог и не заметить. Ну, правильно, если б заметил, его бы моментально подобрали…

Вертхольц, бледнея, вскочил. До него, кажется, только сейчас дошел весь ужас создавшегося положения:

— Надо убираться отсюда, надо спуститься к Гесбергеру, может быть, он еще жив!

— Не дергайтесь, господин полицейский, если не хотите получить пулю между глаз. Им нужно, чтобы здесь все сгорело и никто не вынес отсюда ни одного документа.

— Что за бредни! Было бы проще пришить вас в самом начале, пока мы еще только лезли сюда.

— Конечно, — ответил Хорст спокойно, — но и у каллиграфов бывают помарки. Прозевали они меня. Прозевали. Это факт. А откровенно навязчивое внимание к моей персоне говорит о том, что «комиссия» на правильном пути.