Возвращение из мрака - Анатолий Афанасьев Страница 20

– Старик хочет узнать мне цену. Что ж, пусть узнает.

Пес тявкнул на сей раз уважительно. Он сам тяжело дышал, и в желудевых глазах проступили кровяные прожилки.

Вернулись под вечер, когда из низин, провожая закат, всплывала коричневатая мгла. Дедушка Шалай встретил их на пороге и обрушился с упреками.

– Из-за тебя, Камил, остались без ужина. Вы что – уснули по дороге? Черепахи бегают быстрее.

Мальчик смотрел остолбенело, Бархан виновато поскулил за двоих.

– Никуда не годится, – нажимал старик. – Не оправдывайся, Бархаша, понимаю, ты ни при чем. Не тащить же его было волоком. Вот что значит городские неженки.

– Да, трудненько пришлось с непривычки, – смиренно согласился мальчик.

– И что собираешься делать? Завалишься спать?

– Почему? Что скажете, то и сделаю. Только попью водички и займусь ужином. Если проголодались.

– Неужели? А не надорвешься?

– Нет проблем.

– Что, Бархаша, не такой уж он, кажется, слабак, а?.. Сегодняшний урок заключался в том, что за один переход можно стать другим человеком, не тем, кем был вчера.

ТРЕТЬЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ.

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ СТРАННИКА

На частнике кое-как доставил Каплуна к нему домой, позвонил Карине, и она, уразумев, в чем дело, разохалась, раскудахталась – и обещала немедленно приехать. Каплуну нужен был уход, я не мог его оставить в таком положении. Он хотя очухался, но самостоятельно не передвигался и в нормальный разговор не вступал: только матерился и требовал водки.

– Пока не приведешь себя в порядок, никакой водки, – отрезал я.

– Что значит – в порядок? – поинтересовался он вперемежку с четырехэтажным матом. Побои сильно задели его самолюбие.

– То и значит… иди в ванную, прими душ. Раны смажь йодом. Хватит изображать из себя дебила.

Этим словам он неожиданно внял, кряхтя слез с кровати и потопал в ванную. На меня сверкнул одним глазом (второй закрывал кровяной пластырь), как на лютого врага.

Пока он отсутствовал, я дозвонился Светику. Доложил, какие действия предпринял, и спросил, есть ли у нее новости. Новости были, причем важные. Объявился ее муженек, джигит Руслан Атаев. Не собственной персоной, а по телефону. Светка рассказывала, захлебываясь словами и хныча, но главное я уловил. Атаев, по его уверениям, контролировал ситуацию. Он знал, что Вишенку украли, но, естественно, не придал этому большого значения. Сказал, что это пустяки, никому мальчишка на самом деле не нужен, а нужен он, Атаев, но тот, кто на него так нагло наехал, скоро за все получит сполна. Светику велел набраться терпения и тихо сидеть в норе, никуда не высовывая носа. А также никому не отпирая дверь.

– Откуда он звонил?

– Ой, я ничего не успела узнать, да и спрашивать глупо. Вдруг прослушивают…

– Мания преследования. Хотя все может быть.

– Володя, можешь подъехать сюда?

– Зачем?

– Мне страшно. Я больше не могу одна… – послышались рыдания, которые я из вежливости не перебивал. Мне не было ее жалко. Она выбрала сама свой путь и тем самым накликала беду на Вишенку. Страдает, конечно, но по своей вине. Как и я по своей дури. Дав ей выплакаться, выдавил из себя несколько нелепых утешительных слов и пообещал подъехать, как только освобожусь.

– От чего освободишься, Вовочка?

Вопрос резонный, но я на него не ответил, повесил трубку – и тут же перезвонил Дарьялову-Квазимоде в «Золотой квадрат».

– Видели ребята, как вас выносили из «Топаза»… Ничего, разговор записали, полезный разговор.

– Говорят, хозяин объявился?

– Да, объявился, – голос полковника как-то иссяк. – У меня к вам есть еще поручение, Владимир Михалыч. Возьметесь?

– Мне не поручения нужны, а сын. О нем что известно?

– Будет известно, будет… Мы с вами обсуждали, тут все одно за другое цепляется… Как насчет поручения, Владимир Михалыч?

– Что надо сделать?

– Лучше не по телефону… Подъезжайте прямо сейчас.

Какой у меня был выбор? Да никакого.

– Через час буду, – сказал я.

После ванной Каплун выглядел забавно: морда вся в йоде, один глаз плачет, другой смеется. Лежал на кровати, кряхтел:

– Сбегай за водочкой, Вован. Душа горит.

– Нет, поеду. Полковник ждет. Может, к вечеру загляну. Отлеживайся. Сейчас Карина придет, принесет.

– Оставь хоть сотенную, я на нуле.

– Доллары разменяй, у меня тоже в обрез.

– Какие доллары, Вовк? – моргал обиженно, как обычно, когда врал. Доллары у него были, я даже знал где. Заначка вон на полке, в томике Пастернака. – Были бы доллары, жил бы в Сочи.

– Ладно, я пошел, пока.

– Подожди, – по глазам видно, хочет сказать что-то серьезное.

– Ну, давай, рожай.

– Вовк, я так не могу.

– Как не можешь?

– Я должен рассчитаться. Ты что, не понимаешь?

Я понимал, но его переживания сейчас казались мне ничтожными.

– Остынь, Федя. Кто мы против них? Пустое место. Раздавят и не заметят. Скажи спасибо, легко отделались.

– Действительно так думаешь?

– А как я должен думать, по-твоему?

– Так нельзя, Володя. Так они нас всех превратят в скотину.

– Уже превратили. Пока мы с тобой ханку жрали.

– Тоже верно, – легко согласился Каплун. – Но я сегодня последний день пью. Поимей в виду, старина.

– Поимею, – сказал я.

В «Квадрат» поехал на такси, за руль не решился сесть, хотя с тоской глянул на свой «жигуленок». Что-то подсказывало, что придется с ним расстаться. А жаль. Хоть и старенький, я к нему привык. Десять лет исправно служил. И бомбил на нем, и еще всякие делишки обделывал, чего только не бывало. Для водителя-совка личный автомобиль рано или поздно становится как бы членом семьи. А я, не отрицаю, как был совком, так и остался. До сих пор пребываю в тайной уверенности, что деньги можно зарабатывать честным трудом, что-то производя, изобретая, леча людей, сея хлеб, а не только торгуя и грабя. Вся новая, полная свободы жизнь мне не в урок, как и Каплуну, хотя он это тщательно скрывает даже от самого себя.

Полковник встретил меня учтиво, напоил кофе с бутербродами, что было очень кстати.

– Вы лучше выглядите, чем утром, – заметил ни к селу ни к городу.

– Неважно, как я выгляжу, – я понял намек. – Что еще придумали? Какой сильный ход?

Полковник достал сигареты, а первый раз не курил. Смотрел на меня изучающе, это мне не нравилось. Я догадывался, что не я один, а большинство людей, встречаясь с этим суховатым, вежливым мужичком, чувствуют себя допрашиваемыми. Неизгладимый отпечаток накладывает любая профессия, если выбрать ее по призванию.