Imprimatur - Рита Мональди Страница 2

Но от посещения к посещению проникался серьезностью их замысла. Со дня их свадьбы истекло меньше года, все свободное время они посвящали своему увлечению, а позже признались, что и свадебное путешествие провели в архивах и библиотеках Вены. Я никогда ни о чем не спрашивал, превратившись в молчаливого и скромного хранителя их замысла. Не более того.

Увы, в то время я не следил с должным вниманием за тем, как продвигается их работа. А между тем, подстегиваемые появлением на свет дочки и уставшие возводить замки на зыбучих песках нашей бедной страны, они в одночасье решились ехать в Вену, к которой привязались душой, отчасти благодаря воспоминаниям о проведенном там медовом месяце. Было это в начале нового века.

Прежде чем окончательно покинуть Рим, они пригласили меня на прощальный ужин, тогда же пообещали писать и навещать всякий раз, как будут в Италии.

Однако этого не произошло, и я совершенно потерял их из виду. Пока одним прекрасным днем несколько месяцев тому назад не получил из Вены бандероль… с рукописью долгожданного романа, которую и направляю Вам.

Я был счастлив узнать, что они довели задуманное до завершения, и хотел поблагодарить их. Но с удивлением обнаружил, что они не прислали мне своего адреса, не черкнули ни строчки. Только на фронтисписе стояло: «Побежденным». А в конце имелась подпись, сделанная фломастером: «Рита & Франческо».

Что мне оставалось делать? Я прочел роман. Возможно, было бы правильнее назвать это воспоминаниями? Действительно ли это воспоминания, написанные в XVII веке и приспособленные ко вкусам современного читателя, или же современный роман, чье действие разворачивается в ту эпоху? Или и то и другое? Эти вопросы не дают мне покоя. Иные страницы будто бы прямиком вышли из XVII века: персонажи разглагольствуют, используя лексику трактатов той поры.

Однако когда предпочтение отдается действию, лексика внезапно меняется, те же самые персонажи изъясняются современным языком, а их поступки словно воспроизводят в нарочитой манере topos [2]романа расследования наподобие романов с Шерлоком Холмсом и доктором Ватсоном, для большей ясности. Авторы как будто задались целью оставить печать своего вторжения в эти пассажи.

А что, если они мне солгали? Что, если история с рукописью, которую они нашли, – выдумка? Я задавался и такими вопросами. Сама повествовательная манера наводит на мысль о средствах, к коим прибегали Манцони и Дюма в своих шедеврах «Обрученные» и «Три мушкетера», также являющихся – вот так совпадение! – историческими романами, действие которых разворачивается в XVII веке…

Увы, я так и не решил для себя этого вопроса, которому, возможно, предназначено оставаться тайной. Я не смог ознакомиться с восемью томами писем аббата Мелани, имеющих непосредственное отношение к сюжету. Библиотека маркиза *** десять лет назад была по частям распродана наследниками. Задействовав кое-какие связи, я получил от фирмы, занимавшейся распродажей, сведения о покупателях.

Мне показалось, я чего-то добился и Господь воздает мне за труды, но тут прочел имена новых владельцев: Рита и Франческо. Их адрес был, разумеется, недоступен.

Последние три года я посвятил исследованию рукописи. Результаты моей работы Вы найдете на страницах, прилагаемых к роману, я прошу Вас самым внимательным образом ознакомиться с ними. Вы узнаете, что я долго держал произведение своих друзей у себя, не давая ему ходу, и очень переживал по этому поводу. В приложении Вы найдете детальный анализ исторических событий, о которых идет речь в рукописи, а также отчет о трудоемких изысканиях, предпринятых мною в архивах и библиотеках доброй части Европы с целью установления истины.

Вы сможете убедиться, что факты, о которых идет речь, столь значительны, что им и впрямь было под силу резко и навеки изменить ход Истории.

Ныне, поставив точку в своих трудах, я берусь утверждать, что события и персонажи этой истории подлинные. В тех случаях, когда не было получено достоверных доказательств, я установил, что они весьма и весьма правдоподобны.

Если история, рассказанная моими двумя бывшими прихожанами, и не сосредоточена на фигуре папы Иннокентия XI (он даже не является персонажем данного повествования), она все же описывает обстоятельства, которые бросают еще одну тень на чистоту помыслов понтифика и честность его намерений. Я говорю «еще одну», поскольку процесс причисления к лику блаженных папы Одескальски, начатый 3 сентября 1714 года Климентом XI, был тотчас приостановлен соображениями super virtutibus [3], кои изложил главный докладчик Конгрегации на стадии подготовительной работы. Истекло три десятка лет, прежде чем Бенедикт XIV Ламбертини наложил запрет на сомнения духовных лиц относительно героического характера добродетелей Иннокентия XI. Однако процесс вновь застопорился, и на этот раз чуть не на двести лет: только в 1943 году в правление папы Пия XII по этому делу снова был назначен докладчик. Беатификации пришлось ждать еще тринадцать лет. Она состоялась 7 октября 1956 года. С тех пор имя папы Одескальски окружено молчанием. Никогда вплоть до наших дней вопрос о его провозглашении святым не поднимался.

Благодаря энциклике папы Иоанна-Павла II пятидесятилетней давности я мог бы и сам предпринять дополнительное расследование. Но тогда мне было бы невозможно secretum servare in Us ex quorum revelatione preiudicium causae vel infamiam beato afferre posset [4]. Мне пришлось бы открыть содержание рукописи, хотя бы тем же ревнителям справедливости и ходатаю по этому делу (которых в прессе именуют «адвокатами обвинения и защиты святых»).

Этим я бы пробудил серьезные и необратимые по своему характеру сомнения в добропорядочности блаженного: такое мог взвалить на себя лишь понтифик, но не я.

В том случае, если бы к тому времени произведение моих двух друзей было издано, я был бы освобожден от необходимости хранить тайну. Я питал надежду, что оно нашло издателей, и поручил своим коллегам из числа тех, что помоложе и поневежественнее, разузнать, нет ли в продаже чего подобного. Однако они ничего не обнаружили.

Пытался я и разыскать своих друзей. Выяснил, что они обосновались в Вене, в доме номер семь по улице Ауэршперг-штрассе. В ответ на свой запрос я получил ответ от директора университетского пансиона, он ничем не мог быть мне полезен. Тогда я обратился в мэрию Вены – там тоже никаких следов, в посольства, консульские отделы, зарубежные епархии – все напрасно.

Я стал бояться худшего и списался с настоятелем Миноритенкирхе, итальянской церкви Вены. Никто, в том числе, к счастью, и в администрации кладбища, не знал Риту и Франческо.

Наконец я сам отправился в Вену в надежде отыскать хотя бы их дочь, пусть по истечении сорока лет и не помнил ее имени. И эта последняя попытка, как и следовало ожидать, обернулась ничем.