Смерть в катакомбах - Ирина Лобусова Страница 2

— Чушь какая-то! — Молодой, несмотря на страх, попытался говорить бодро.

— А за то, что доводится ему бродить по ночам… — продолжил старик, словно не слыша слов молодого, — был он награжден особенными глазами, которые могут видеть даже из-под земли. И под землей. И не дай Бог попадется кто на эти вот его глаза под землей, кто посмел богохульствовать или его обеспокоить… Тот и костей не соберет. Умрет на месте. Мучительно и страшно.

— Много работы должно сейчас у него быть! — хмыкнул молодой. — Сейчас, когда людей, как собак, прямо в мусорных ямах зарывают. А то и вообще не зарывают…

— Был у меня знакомый, — словно опять не слыша его, продолжал старик, — который много лет назад, еще до войны, да и до коммунистов, устроился работать сюда сторожем. На новое Второе Христианское кладбище.

— Почему новое? — переспросил молодой.

— Потому, что оно было построено тогда совсем недавно. А за должность сторожа на кладбище городская община платила тогда неплохие деньги. Охранять и следить за порядком нужно было и по ночам, поэтому сторожей было два, и сменялись они посменно. И вот вторым устроился как раз он. Первую неделю нормально проработал. Все было хорошо. А потом прибегает ко мне его мать, вся в слезах. Иди, говорит, посмотри Семочку, не знаю, что с ним. Беда, да и только.

— Перепил! — хмыкнул молодой.

— Ты дальше слушай. А я в те годы еще студентом был, но многие вещи уже понимал. Ну, начал расспрашивать ее, что да как случилось. Мать в истерике. Прибежал посреди ночи, говорит, часа три было. И тут же в своей комнате заперся. И уже третьи сутки не выходит. Ни ест, ни пьет, видеть никого не хочет.

— Белая горячка, — снова подковырнул молодой.

— Пришел я в квартиру, стал за дверью и начал с ним говорить. Ну, разговаривать с людьми я умею, ты знаешь, и в молодости умел тоже. В конце концов он мне открыл… Я не поверил своим глазам! В комнате вонь страшная, потому как под себя он ходил. А сам он — весь белый! Волосы белые-белые, полная седина. И это у молодого парня! И состояние совсем больное — кожа на лице сморщенная вся, как у глубокого старика. И лицо старика тоже. Добился я от него только одного: сказал он, что увидел на кладбище Ночного сторожа.

Старик замолчал, чтобы перевести дыхание. Молодому расхотелось хохмить, потому как от страха у него реально свело скулы. Ему и без того было страшно, а рассказ старика оптимизма не добавлял. Оттого идти по черному льду под нависающим крестом было совсем трудно.

— Через четыре дня он умер, — продолжил старик, — похоронили мы его, кстати, тут, на Втором кладбище. Но вся эта история не шла у меня из головы.

— Я думаю! — вздохнул молодой.

— Один вопрос меня мучил: а как же второй сторож? Ведь он же работает, и с ним все хорошо. Как же тот сторож? Не выдержал я, пошел на кладбище. Там этот сторож как раз и дежурил. Купил я водки, закуски и давай его спаивать — мол, друга хочу помянуть. А сам все выпытываю и выпытываю. В конце концов напился он как следует и признался. Видел мой друг Ночного сторожа, на самом деле видел. Я тут же: а как же ты? А я, говорит, с ним обращаться умею. Тут один важный секрет есть, от него вся жизнь и зависит. Если умеешь обращаться и знаешь секрет, ничего страшного не случится. Но только после того, как Ночной сторож появится, из сторожки уже нельзя выходить, и даже дверь открыть нельзя. В этом весь секрет? — спрашиваю. Он: нет, конечно. В чем секрет — я тебе не скажу. И другу твоему не сказал, потому как мне твой друг не понравился. Издевался он надо мной, высмеивал, деревенщиной называл. Ну, я ему и не сказал, как вести себя с Ночным сторожем.

На этом его рассказ и закончился. Уж сколько я его ни пытал, ни выпытывал, как ни кормил, сколько водки не вливал — ничего не сказал больше.

— Неужели вы так и не докопались до этого? — Теперь в словах молодого звучал искренний интерес.

— Нет, — старик покачал головой. — Дальше жизнь закрутила меня, завертела, как пламя свечи на ветру. Не до того было. А теперь вот вспомнил.

— Как раз к месту! — снова съехидничал молодой.

— Поэтому будем молиться, чтобы нам не попался Ночной сторож. Я ведь не знаю его секрета. Кстати, и придем мы скоро.

Они давно уже оставили позади кладбищенскую церковь, углубились в темные, покрытые льдом аллеи и уверенно двигались к самому центру кладбища, противоположному от входа.

— Вы уверены, что мы правильно идем? — спросил молодой, который после рассказа старика готов был бежать из страшного места изо всех сил.

— Возле стены днем было захоронение, — сказал старик, — у меня точная информация. Кстати, через кладбище возвращаться назад мы не будем. Там в стене пролом есть. Через него и уйдем.

— Ну слава богу! — буркнул молодой. — А кого хоронили?

— Сигуранца, — старик пожал плечами, — мне откуда-то знать? Они людей досмерти пытают, а потом закапывают, как собак безродных. Красных, за связь с партизанами. Да кого угодно. Оккупация. В страшное время живем. Сейчас жизнь людская и копейки не стоит.

Старик ускорил шаг и тут же обернулся:

— Кстати, чувствуешь запах? Мы пришли.

Впереди виднелись разломы старой стены, за которыми была дорога — выход с другой стороны кладбища. Запах вокруг действительно был жуткий — в воздухе пахло гнилой, разлагающейся плотью. Даже мороз не смог убить эту вонь, настолько сильную, что она словно заменила собой весь кислород.

Еще несколько шагов, и мужчины остановились возле огромной ямы, полной трупов. Именно она и была источником вони.

Из мешка, который он скинул с плеч, молодой достал большой масляный фонарь и зажег его. Пламя осветило жуткую картину.

Яма до самого верха была наполнена трупами. Свежие, покрытые еще алой кровью, лежали на разлагающихся, старых трупах, с которых уже слезла кожа, обнажив белеющие в темноте кости. Трупы уже разложившихся служили добычей червей. Некоторые были все покрыты червями — и казалось, они замотаны в белый, шевелящийся саван, так плотно покрывающий плоть, что выглядел второй кожей.

— Держи фонарь и свети! — скомандовал старик, надевая резиновые медицинские перчатки и закрывая лицо хирургической маской. После этого он прыгнул в яму.

Молодой с трудом сдерживал рвотные позывы. Руки его дрожали. Он был таким же белым, как и покрывающие трупы черви. И так длилось все время, пока старик находился в яме.

Наконец старик показался на поверхности. Он волочил за собой труп. Сначала выбросил его, затем выпрыгнул сам.

— Вот, этот подойдет.

Это был совсем молоденький паренек, лет 16–17, не старше. Лица у него не было — лишь сплошное кровавое месиво. На груди виднелись черные отверстия — следы расстрельных пуль. А спина представляла собой огромную кровавую рану, на которой не оставалось ни клочка целой кожи.

— Подонки… — Молодой затрясся, как в лихорадке, — что они сделали с ним!..